Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

Серафим Иванович крякнул и, повернувшись лицом к стене, засопел.

Я вышел на кухню. До поезда оставалось три с половиной часа. Чемодан с мылом стоял в сенях. Я стал ждать, когда появится на улице Валька. Мы договорились отправиться на станцию загодя.

— Никогда мыло не возила, — причитала всю дорогу Валька. — Как бы нам не прошибиться на этот раз.

Валька словно в воду глядела: на туапсинском базаре оказалось столько мыла, что у меня зарябило в глазах. Точно такое же, как и у нас, студенисто вздрагивающее, но внешне красивое, с глянцевой поверхностью, оно лежало на прилавках. Несмотря на привлекательный вид, это мыло ни черта не мылилось, оно лишь размягчалось под воздействием воды, превращалось в липкую, дурно пахнущую массу. Я спросил у одной торговки, сколько стоит кусок, и приуныл: мыло продавалось по той же цене, что и на Кубани.

Оказалось, неделю назад это самодельное мыло рвали с руками, а потом его понавезли столько, что на него сразу упала цена.

— Ну вота, — сказала Валька. — Я так и думала.

— Заладила! — не сдержался я. — Лучше шариками покрути, что делать будем!

— Ты чего шумишь? Ты кто мне — муж? Что хочешь, то и делай, — сказала Валька и пошла прочь.

Я попросил первую попавшуюся на глаза торговку присмотреть за чемоданом и кинулся за Валькой.

— Сгинь! — сказала она, когда я нагнал ее.

Я уже понял свою глупость, попытался объяснить что-то, заглядывая ей в глаза, а она — ноль внимания, словно меня и не было рядом.

— Сгинь ты! — повторила она.

— Что ж!.. — сказал я, обозлившись. — Сгину!

И помчался на базар. Прибежал — и ахнул: ни чемодана, ни торговки. Походил, поискал. Но разве найдешь? Пересчитал деньги и совсем приуныл.

— Приехал, тетка Ульяна, — сказал я.

Она уставилась на меня бессмысленным взглядом.

— Не узнаете? — спросил я.

— Много вас, — бормотнула тетка Ульяна.

В комнате было жарко. Пахло махоркой, вонючими портянками, солеными огурцами, винным перегаром. Человек десять — незнакомые, с похабными рожами — пили чачу. Мне не хотелось ночевать под одной крышей с этим сбродом, и я решил уйти.

Вышел во двор и столкнулся нос к носу с Надей.

— Ты куда? — спросила она без всякого удивления.

И я почувствовал, что тоже не удивлен.

— Не хочу оставаться тут — кругом пьянь одна.

— У нас заночуй. У нас спокойно.

— Где это?

— В пристройке. Я там угол снимаю.

Пристройка та была комнатой летнего типа с небольшим окном почти под самым потолком, выглянуть из которого можно было, только привстав на цыпочки. В комнате стоял полумрак, очень приятный, успокаивающий: голоса сюда почти не доносились: «Здесь вполне сносно», — решил я.

Справа и слева виднелись топчаны. Один угол был огорожен занавеской, сшитой из разных кусков. Посередине стоял стол. Четыре крепких ящика, поставленных на попа, служили табуретками. У дальней стены спал кто-то, накрывшись с головой шинелью с прожженной полой.

На одном из топчанов сидела плоская, как доска, женщина с распущенными волосами, в вязаной кофте с небольшими дырками на локтях. Она держала на коленях голову другой женщины и расчесывала волосы ей деревянным гребнем.

— Кто пришел? — не поворачивая головы, спросила та, у которой расчесывали волосы.

— Свои, — ответила женщина в кофте. Она взглянула на свертки в Надиных руках. — Сдала?

— Сдала.

Лежащая на коленях голова повернулась. Большие серые глаза испуганно посмотрели на Надю.

— А это кто? — спросила женщина в кофте, посмотрев на меня.

— Знакомый, — ответила Надя. — Пусть у нас переночует. Там, — она кивнула на дверь, — опять заводиловка.

Я только сейчас почувствовал, что от Нади пахнет лекарством и слабым раствором хлорки — почти так, как пахло от матери, когда она возвращалась с работы. Хотел спросить, почему от нее пахнет так, но в это время лежавший под шинелью человек оглушительно чихнул и упружисто сел. Он оказался худощавым парнем, лет двадцати — двадцати трех, в гимнастерке с расстегнутым воротом, с длинными, как у дьячка, нечесаными волосами, спадающими на плечи. Глаза у парня были плутоватые, почти прозрачные. Парень снова чихнул и, заспанно улыбнувшись, сказал:

— Надюха наконец женишка приволокла.

— Это не жених, — возразила Надя. — Это просто так.

Посмотрев на меня, парень сказал:

— Просто так ничего не бывает.

— Залопотал. — Женщина в кофте подняла голову.

— Залопотал, — охотно подтвердил парень, — потому что трезв и сильно голоден, а в кармане шиш.