Юрий Додолев - Что было, то было. На Шаболовке, в ту осень...

— Идти надоть. — Серафим Иванович посверлил меня глазами-льдинками. — Может, компанию составишь? Чего попусту дома-то сидеть.

Я подумал и согласился.

Собрание происходило в колхозном клубе — в длинном строении, которое я принял вначале за самый обыкновенный сарай. Снаружи клуб выглядел неинтересно, чего нельзя было сказать о его внутреннем убранстве. Земляной пол был чисто выметен, стены выбелены, висели портреты в самодельных, но красивых рамках. На дощатой сцене стоял продолговатый стол, накрытый стираным-перестираным кумачом. Позади стола виднелась обыкновенная скамейка, а по бокам стояли стулья, по одному с каждого бока. В глубине сцены белел экран с тремя большими заплатами. В первом ряду, как раз напротив стола, сидела Валька. Я увидел золотистый пучок с небрежно вколотыми шпильками и почувствовал, как заколотилось мое сердце. Золотистый пучок показался мне солнцем среди бритых, стриженых и обросших голов. Чуть в стороне от Вальки расположились Давыдовы и Кондратьевич. Рядом с ним сидел Василий Иванович. «Соперник», — подумал я и усмехнулся. Делопроизводитель что-то рассказывал Кондратьевичу. Дед слушал его, оттопырив ладонью ухо. Пахло овчинными полушубками, телогрейками, навозом, конским потом, парным молоком.

Мы разместились позади всех — в последнем ряду. Заметно похудевший председатель позвенел карандашиком о стоявший перед ним графин, наполненный мутноватой водой, и сказал, упираясь одной рукой в стол:

— Президиум будем выбирать, товарищи колхозники?

— А как же! — подал голос Кондратьевич. — Ты, Егор Егорович, садись, Дарьюшку бери, поскольку она докладать будеть, и представителя.

— Других предложений нет? — спросил председатель.

— Нетути… Нет, — разноголосо ответило собрание.

— Тогда голосуем. Кто «за»?

Все дружно подняли руки.

— Прошу занять места, — сказал Егор Егорович, посмотрев поочередно на Дарью Игнатьевну и на солидного мужчину в полувоенной одежде из темного сукна.

Они поднялись на сцену. Держался этот мужчина уверенно: видимо, в президиумах ему приходилось сидеть часто. Под мышкой у него был портфель — старенький, разбухший.

Кондратьевич поднял руку.

— Чего тебе? — спросил Егор Егорович.

— Не томи, Егор Егорович, — прошамкал старик. — Скажи, зачем к нам представитель пожаловал?

— Скоро узнаешь, — сказал председатель и, глядя в зал, громко оповестил: — Слово для сообщения имеет товарищ Давыдова, член нашего правления.

Обменявшись с председателем несколькими фразами, Дарья Игнатьевна вышла на середину сцены и, обведя всех взглядом, сказала по-домашнему просто:

— За последнее время, товарищи колхозники, производственная дисциплина в нашей артели упала. Многие граждане только числятся колхозниками, а на самом деле занимаются кто чем.

— Спекулирують! — крикнул Кондратьевич и долбанул клюкой пол.

По залу прокатился смешок. Валька дернула головой. Заломив руки, поправила пучок.

— В том числе и спекулируют, — спокойно сказала Дарья Игнатьевна и посмотрела в зал.

«Сейчас обо мне скажет», — испугался я. Я вобрал голову в плечи и подосадовал на свой рост — меня отовсюду видно.

Дарья Игнатьевна не называла фамилий, но все, видимо, догадывались, о ком говорит она. Все смотрели на Вальку и ее подружек — чернявую и курносую. Они почувствовали себя под обстрелом сотен глаз неловко, ерзали на скамейке, озирались. Когда Дарья Игнатьевна кончила, кто-то крикнул:

— Пущай Василь Иваныч про себя расскажеть!

Василий Иванович встал, откашлялся и, смешно выпячивая губы, сказал:

— А что рассказывать-то, товарищи граждане? Все уже рассказано.

— Тут есть которые не слышали! — выкрикнул все тот же голос.

Василий Иванович поглядел на председателя. Егор Егорович кивнул.

Василий Иванович взобрался на сцену, простучал деревяшкой на середину, мигнул добрыми глазами и начал:

— Значит, так, товарищи-граждане…

Виновато улыбаясь и сокрушенно разводя руками, поросшими светлыми волосинками, он стал рассказывать о том, как он тоже спекулировал. Воспоминания, должно быть, доставляли ему удовольствие. С каждым словом Василий Иванович все больше воодушевлялся и наконец брякнул под веселое оживление зала:

— Я, товарищи-граждане, деньги лопатой греб!

Егор Егорович подошел к делопроизводителю и что-то сказал ему. Василий Иванович поперхнулся и докончил упавшим голосом:

— Вот я и говорю, товарищи-граждане, спекулировал, а потом осознал и бросил.