Николай Липницкий - На грани жизни

Об этой моей командировке, оставившей огромный шрам в моей жизни, я хотел написать давно, да всё как-то не решался. Слишком тяжелы для меня эти воспоминания даже спустя много лет. Но написать об этой войне я был должен, так как давно дал себе слово. Слишком часто дела и поступки людей, которых с полной уверенностью можно назвать настоящими, остаются неизвестными большинству. Народу, почему-то, больше интересны перипетии жизни различных ударников капиталистического труда и работников шоу бизнеса. Но писать было трудно. Поэтому для начала я делал небольшие зарисовки, которые вошли в сборник под названием «Война, которой не было». И уже после этого приступил к созданию этого рассказа. Кое-что в этом рассказе может показаться возмутительным, неприемлимым или неприятным. Можно с чем-то соглашаться или не соглашаться. Но я пишу о войне, которая никогда не делается в белых перчатках. Это трудно понять, имея представление о войне только из сюжетов в художественных фильмах или новостных сюжетах. Это совсем по-другому. Это гораздо прозаичнее и страшнее.

Военно-транспортный самолёт АН-12 скользнул на крыло и стал резко терять высоту. За стеклом иллюминатора в свете отстреливаемых сигнальных ракет проплыли острые выступы скал и, наконец, мелькнул длинный язык взлётной полосы. Под ложечкой противно заныло. Николай нервно сглотнул подступающую к горлу тошноту и поёрзал на неудобной откидной скамье, протянутой вдоль борта. «Да…» — подумал он: «Это не ИЛ— 86 и даже не ТУ-134. Больше напоминает трактор „Беларусь“ на хлопковом поле. Да и то, если он попытается взлетать. Скамью могли бы и помягче сделать. Задница за два часа полёта квадратной стала. Это тебе не кресла в аэробусе. Эта посадка больше похожа на падение. Но не может же быть такого? Мы же не падаем? Скорее бы уже сесть на аэродроме». Коля огляделся вокруг, скорее для придания своим мыслям большей уверенности, чем из любопытства. Да и чего любопытствовать, когда эту картину он наблюдал всё время полёта. Везде на скамьях сидели офицеры, прапорщики, солдаты в полевой форме, и у всех на лицах читалось то же, что и промелькнуло в голове у Николая. Люди тревожно ёрзали на своих неудобных сиденьях, нервно сжимали в руках автоматы и крутили головой вокруг. Все явно нервничали. Да нет. Не все. Недалеко, по-хозяйски развалившись на ящиках и мешках, спокойно отдыхала группа военнослужащих в потрёпанной полевой форме без знаков различия. Несколько человек играли в карты, кто— то дремал, а кто-то, закончив чистить автомат, занимался его сборкой. Невысокий смуглый парень встретился взглядом с Николаем и, видимо прочитав на лице всё, ободряюще улыбнулся.

— Не дрейфь, браток, не упадём. В первый раз в наши края?

— Впервые. А почему в ваши?

— А мы уже здесь, как у себя дома. Второй год ковыряемся. В гробу я такой дом видал. А к такому способу посадки привыкнешь. Неприятно, конечно, зато жизнь продлевает.

— Это как? Полезно, что ли, для организма?

— Полезно? — неожиданно развеселился смуглый — Конечно полезно. Если бы эта колымага, как на большой земле, на посадку заходила, её бы уже раз двадцать сбили. Такой подарочек духам был бы.

— Как это сбили бы? Кто? — Николай от неожиданности даже забыл о тошноте.

— Духи, кто же ещё. Э-э, браток, да ты, я вижу, не знаешь, куда едешь. Война здесь.

— Какая война? Мне сказали, конечно, что здесь неспокойно. Но всё под контролем, да и вообще, это нас не касается. Где-то в другом месте стреляют, но там МВД занимается. Какая ещё война?

— Самая, брат, обыкновенная. Здесь везде стреляют. Я, вот, с ребятами из госпиталя еду, с большой земли. Там, будь уверен, не ангину лечили. Да ты расслабься. И на войне люди живут. Голова на плечах будет — ещё внуков женишь. Не суйся, куда не надо — и всё… Меня Ринатом зовут. Лейтенант. Командир взвода сопровождения. У нас часть под Агдамом стоит.

— Николай. Автобат. Командир роты. А где часть, я и сам не знаю. На аэродроме встретят.

— Так мы, Коля, глядишь, ещё и увидимся. Может в рейсы вместе ходить будем. Всё. Сели. Сейчас на рулёжку завернём и выходить будем. Давай, бывай здоров. Свидимся.

Как ни странно, разговор отвлёк Николая от тягостных мыслей и неприятных ощущений. Ощутимый толчок, усиливающийся рёв двигателей самолёта, вкус алюминиевой ложки во рту, тяжесть во всём теле и, вдруг, тишина, мгновенно заполняемая шумом возни пассажиров.