Дун Си - Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси [антология]

— Люди эти провели нам телевидение и телефон, и вроде бы это неплохо, да вот только какие-то они дикие, — обратилась как-то Чунья к Цю Шэну. — Как же могут они быть более дикими, чем наш горный ветер?

— Что ты имеешь в виду под «дикими»? Наведайся в Таньчэн поглядеть, и сразу поймешь, какова подлинная дикость, — ответил Цю Шэн.

— В таком случае лучше мне не спускаться с гор, не приезжать в Таньчэн, никогда туда не ездить.

— Через некоторое время начальник Чжан снова прибудет в горы, на этот раз чтобы разработать туристический маршрут, помоги ему советами, — попросил Цю Шэн.

— Кто такой этот твой начальник Чжан? Кем ты работаешь в Таньчэне? — фыркнув, поинтересовалась Чунья.

— Сейчас я руковожу проектом, разрабатываю план постройки. Я хочу, чтобы горы Линшань стали знаменитыми на всю страну, превратились в туристическую Мекку.

Приехав во второй раз в горы, начальник Чжан попировал с деревенским старостой, похлопал по плечу главу лесничества, сказал: «Все будет, как полагается, не беспокойтесь», с покрасневшим лицом, нахмурив брови, пошатываясь и поглаживая живот, подвыпивший, сел в автомобиль и уехал. След его еще не остыл, как была построена дорога в горы. Она ползла вверх, изгибаясь, будто дождевой червь. Сперва на месте прежней тропки была проложена рыхлая земляная дорога, расширенная до семи-восьми метров; часть деревьев повалили, многие птицы, в испуге хлопая крыльями, разлетелись в разные стороны и больше не вернулись. Отдельные холмы были сровнены с землей, несколько изгибов дороги выровнены, а сам путь неожиданно сократился и перестал быть опасным. Вслед за этим уложили слой черного асфальта; раскаленный, пышущий жаром, он медленно тянулся вверх по горному склону. Воздух пропитался мутным серым дымом, горы окутало слоем ядовитых испарений. На Линшани теперь раздавался механический звук. Громыхая и не обращая внимания на чьи бы то ни было протесты, этот лязг и грохот вместе с автомобилями поднялся в горы.

Чунья, увидев сидящего в автомобиле начальника Чжана, хотела остановить его и расспросить кое о чем, но заметила вылезавшего с заднего сиденья Цю Шэна. Его черные волосы, блестящие и как будто влажные, были похожи на сковороду с маслом, в которое только что опустили рыбу для жарки. Чунья растерялась, не зная, с чего начать. Не дожидаясь, пока девушка заговорит, Цю Шэн всучил ей стопку разноцветных брошюр, сказав:

— Посмотри, это наши рекламные буклеты, а также спланированные туристические маршруты, только что из печати. Начальник Чжан не мог утерпеть и сразу же привез их тебе, надеясь на то, что ты выскажешь свои предложения.

— Какие предложения? — подивилась Чунья. — За всю свою жизнь я никогда не высказывала своего мнения.

— Даже если никогда не высказывала его, мнение-то все равно есть, — заметил Цю Шэн.

— У меня правда нет никаких замечаний.

— Ты ведь даже не смотрела, и все равно знаешь, что нет? — удивился он.

Стоявший поблизости начальник Чжан затянулся, выдохнул дым и, подтрунивая, заметил:

— У нее есть претензии к тебе, ее старому однокласснику.

— У меня есть претензии к вам. Строя дорогу, зачем вы рубили наши деревья? Зачем распугивали наших птиц? — спросила Чунья.

— Это и есть твои претензии? Если это считать возражением, то можно считать, что его и нет, — ответил Цю Шэн.

А начальник Чжан продолжил:

— Если действительно нет возражений, тогда позволь Цю Шэну увезти тебя с гор поглядеть на мир Таньчэна, показать городские светофоры.

— Я действительно не совсем вас понимаю, — сказала Чунья, — как не понимаю линшаньские осени с их извивающимися, струящимися туманами. Как только наступает осень, на Линшань часто опускаются туманы, они стоят на горах и у подножий, пелена туманной завесы клокочет, словно волны, наслаивающиеся друг на друга подобно вате. Голубые туманы, заполняющие межгорье, подобны шелковой пряже, грациозной, легкой и прекрасной, и притом напоминают застенчивую девушку, накинувшую на плечи газовую накидку и оглядывающую окрестности прелестными глазами.

— Ах, Чунья! — воскликнул Цю Шэн. — Да что уж мы! Ты сама похожа на линшаньские туманы: тебя невозможно разглядеть и не под силу понять. О чем же ты думаешь? Откинь свою вуаль и позволь мне хорошенько тебя рассмотреть!

Когда Цю Шэн произносил эти слова, он не краснел, как раньше, его прямой взгляд был направлен на Чунья, а глаза, как и волосы, излучали свет. Чунья же, напротив, зарделась, она не смела смотреть Цю Шэну в глаза и лишь, опустив голову и прикрыв веки, проговорила: