Жиль Легардинье - Лучше поздно!..

В гостиной остались гореть лишь настенные бра, озаряя комнату приглушенным светом. Все уснули в своих креслах или на диване. Даже Полин в итоге задремала, положив голову на локоть. Жан-Мишель и Франсуаза вовсю храпели. Ромен поднялся наверх, чтобы быть в форме к завтрашнему рабочему дню. Майкл забылся сном, прикорнув рядом с головой размеренно дышащего пса.

Едва оказавшись внутри, кошачье семейство гуськом направилось к раненому. Мать запрыгнула на стол в сопровождении агента Z 33 и еще двух своих малышей. Остальные члены семьи кружили внизу, подняв хвосты. Только мама подошла к Аттиле и принялась обнюхивать сначала его морду, затем всего его целиком, до тех пор, пока не обнаружила рану. Старательно вылизав ее, она вернулась к голове пса, улеглась в позе сфинкса и принялась урчать, словно баюкая его.

Эта странная солидарность была выше всех природных разногласий. Кошка вела себя с представителем так называемого враждебного вида так же благожелательно, как с собственными детьми. Она дарила ему свое участие и свою любовь, чтобы он чувствовал себя лучше. Боль знакома каждому живому существу нашей планеты. Желание видеть любимых живыми – тоже. Ученые утверждают, что животные не знают, что однажды умрут. Глядя, как эта кошка поддерживает собаку, можно было предположить, что животные гораздо сильнее осознают ценность жизни, чем многие из нас.

– Какие они милые, – прошептал Франсис, который только что приоткрыл один глаз и созерцал трогательную картину. – Люди не всегда так стараются для своих близких… Хотите, я присмотрю за Аттилой, а вы отдохнете?

– Благодарю вас, месье Ланзак. Я отлучусь минут на десять, чтобы принять душ. А то я весь в крови…

– Идите, доктор, я заступаю на пост.

– Спасибо.

Тома вышел из гостиной и на цыпочках поднялся на второй этаж. Усталость уже брала свое. Подойдя к своей двери, он с удивлением увидел Ромена, который ждал его, сидя на полу, и вид у него был на удивление не сонный.

– Что вы здесь делаете? Я думал, вы давно легли…

– Нам нужно поговорить, доктор.

– Без проблем, но предлагаю сделать это завтра. Вечер и без того выдался долгим.

– Я не хочу ждать до завтра.

Тома поморщился от его непривычно сухого тона.

– Проблема с Эммой?

– Нет. С вами.

Ромен распахнул дверь квартиры Тома и показал ему на комнату, где хранились все вещи его дочери. Доктор побледнел.

– Вы говорили о шкафе справа, но в спешке я перепутал дверь. Уж извините. Я с удивлением обнаружил эту коллекцию. Она сразу показалась мне знакомой. А когда я узнал свой собственный почерк на коробках, которые собирал вместе с Эммой, все стало ясно…

Ромен глубоко вздохнул и продолжил:

– Не знаю, больной вы или извращенец, но врун вы точно первоклассный. Вы влезли ко мне в душу, доктор. Не знаю, что вам от нас с Эммой нужно, но клянусь, сейчас вы мне все расскажете.

Первой фразой, которая пришла Тома на ум, была индийская пословица: «Правда всегда торжествует».

Двое мужчин кружили по квартире, словно хищники в клетке. Казалось, что молодой преследует старшего. Всякий раз, когда Ромен проходил мимо комнаты с вещами Эммы, его кулаки непроизвольно сжимались.

С трудом сдерживавший себя молодой человек буквально кипел от гнева, тем более что, пока он ждал доктора под дверью, у него было достаточно времени, чтобы придумать самые нелепые объяснения своему неожиданному открытию. Осыпаемый негодующими вопросами юного обвинителя, Тома не успевал ни нормально ответить, ни попытаться оправдаться. С самого начала их столкновения по меньшей мере пару раз доктор явственно ощущал, что Ромен еле сдерживается, чтобы не взять его за грудки и не прижать к стене.

Еще в самом начале Тома решил выложить все карты, но, когда он признался, что Эмма – его дочь, Ромен отказался верить. После такого количества лжи даже у самого правдивого признания не было никаких шансов. Чтобы ослабить паранойю Ромена, Тома достал фотографии, переданные Кишаном, показал их электронную переписку и даже рассказал о поездке на ярмарку.

Ромен был в шоке. Все, что с ним происходило в последние месяцы – в компании Эммы или в доме престарелых, – внезапно приобрело новый смысл. Каждое событие, каждый факт теперь виделись ему в совершенно ином свете и вызывали подозрения. Ромен сомневался во всем. Каждая фраза, каждое рукопожатие отныне являлись в его глазах колесиком в неожиданно обнаруженном чудовищном, идеально отлаженном механизме циничной манипуляции.