Дун Си - Переломленная судьба

— Я не хочу, — откликнулся Ван Хуай. — Лучше позову к тебе Чанчи.

Сяовэнь вышла на задний двор и трижды хлопнула в ладоши. Тут же со стороны чайной плантации к ней со своей сумкой подошел Ван Чанчи. Он поджарил тарелочку арахиса, налил чайничек водки и стал не спеша выпивать с Лю Байтяо. Остальные разошлись по своим комнатам. Лю Байтяо с каждым глотком распалялся все больше:

— Как, как тебе поступок дяди Лю, хорошо он поступил?

— Хорошо, хорошо… — кивал ему в ответ и кланялся Ван Чанчи.

— А если когда-нибудь разбогатеешь, вспомнишь про дядю, дядю Лю? Если не вспомнишь, можешь и в аварию попасть… И как, как ты меня тогда отблагодаришь?

— Так и быть, сигареты с водкой — твои.

Лю Байтяо хмыкнул и, словно экзаменатор, довольно кивнул головой. От выпивки его лицо и шея раскраснелись, голова отяжелела. Ван Чанчи предложил проводить его домой, но Лю Байтяо никуда идти не хотел. Изменившись в лице, он упал грудью на стол и пустил по щеке слезу.

— Чанчи, ты меня совсем погубил. Что мне теперь какие-то сигареты с водкой? Если меня арестуют, жена тут же найдет мне замену, и тогда мои дети сменят фамилию.

— Ты не нарушал закона, за что тебя арестовывать?

— Но ведь разве я их не послал?

— Мы ведь только что приписали это моему отцу.

— Это не в счет. Они сверлили меня своими глазами минуты две. Неужто не запомнили, кто их послал?

Ван Чанчи намочил полотенце, чтобы обтереть Лю Байтяо лицо, но тот отшвырнул полотенце на пол и заявил:

— Если ты и правда хочешь сделать доброе дело, так езжай в город и явись к ним с повинной. Если ты явишься с повинной, они к нам уже не приедут, в противном случае все тебя в деревне возненавидят, ведь ты всех держишь в опасности.

Ван Чанчи про себя рассудил, что, раз он ни к чему не причастен, каяться ему не в чем. Однако уже через несколько дней он понял, что эта фраза Лю Байтяо вовсе не относилась к разряду пьяных бредней, она стала той закваской, которая от постепенного брожения в среде деревенских обернулась правдой.

Первый звоночек поступил от Чжана Пятого. Он позвал Ван Чанчи к себе домой и, закрыв двери и окна, принялся осторожно прощупывать почву.

— Чанчи, — начал он, — ты ведь знаешь, что наша Чжан Хуэй занимается в городе массажем, работа эта сложная. Пусть одни считают это занятие полезным, другие — по стыдным, но как ни крути, пока тебя не поимеют, это не противоречит закону, а способов поиметь очень много. Деревенским в городе заработать непросто, и особенно тяжело приходится молодым девчонкам.

— Дядюшка, если хотите что-то сказать, говорите прямо.

Чжан Пятый открыл окно. Ван Чанчи решил было, что тот сейчас с ним заговорит начистоту, но тот проверил, что за окном никого нет, снова хорошенько его закрыл и загадочным шепотом сообщил:

— Они точно отомстят Чжан Хуэй, и это будет ужасно.

— Но разве она не в административном центре?

— Одного их звонка туда будет достаточно.

— Неужели обычный массаж можно считать преступлением?

— Кто знает, какие места она там массажирует.

— Дядюшка, вы слишком мнительны.

Чжан Пятый стал нарезать по комнате круги; он бродил туда-сюда, доводя себя до бешенства.

— Чего вы, в конце концов, от меня хотите? — спросил Ван Чанчи.

Чжан Пятый вдруг остановился и сказал:

— Ты прекрасно знаешь.

— Я не знаю.

— Я не то чтобы что-то выдумываю, но ведь в тот вечер именно я отобрал у них револьверы, и хотя я их вернул, это уже погоды не сделает, они точно мне отомстят. Лучше всех они запомнили меня и Второго дядюшку. Ты-то в этом, конечно, не виноват, это все мой дурацкий характер, но пока в этом деле не поставлена точка, я даже спать не могу. Которую ночь подряд глаз не смыкаю, словно кто спички вставил, или мучаюсь то от кашля, то от запора. Если тебе не наплевать на мои мучения, сходил бы ты к ним, покаялся, склонил бы голову, поговорил по-хорошему. Только тогда все станут спать спокойно, и в наши дома снова вернется храп. Раньше я из своего дома мог услышать, как храпят Лю Байтяо, Ван Дун, Дайцзюнь и твой Второй дядюшка. А сейчас нет, и все тут. Разве может спокойно житься в деревне, в которой не слышно храпа?

Ван Чанчи было сложно не считаться с мнением Лю Байтяо и Чжана Пятого, в то же время у него не было желания сдаваться и подхалимничать, поэтому душу терзали сомнения. Днем, пока он занимался стройкой, эти терзания ослабевали, но едва наступала ночь, его мозг начинал работать в полную силу, стараясь найти выход из положения. Чем больше Ван Чанчи шевелил мозгами, тем сложнее ему было уснуть. Боясь потревожить Сяовэнь, он еле слышно ворочался с боку на бок. При этом каждый раз кровать издавала тихий скрип. Этот скрип, который в иное время можно было и не заметить, сейчас воспринимался как жуткий скрежет, поэтому Ван Чанчи удвоил осторожность, изо всех сил стараясь не двигаться. Однако без движения он чувствовал себя связанным по рукам и ногам. Все его мышцы напрягались до предела, отчего он тут же покрывался испариной. Он пытался представить, на что похожа бессонница. Он представил себя подвешенным в воздухе и почувствовал, как на его лбу вращалось острие ножа, с неприятным скрежетом вонзаясь в кость. Физически он уже совсем измотался, однако его мозг этого не замечал и, заваленный мусором, продолжал загружать в себя все новые порции грязи…