Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

— Идём, я познакомлю тебя с нашим спонсором!

Я, как ошпаренный пёс, побежал следом, горячо шепча ему в ухо о том, что Ольга Мартынова никуда не годится, что она шут гороховый, только в юбке, и что её надо срочно менять. Это единственно стоящее, что я мог сделать перед тем, как доверить свою жизнь хирургам, а там хоть трава не расти.

Роман Георгиевич моментально рассвирепел, как всемогущий гоблин. Схватил меня за всё то же ремень, выше не дотянулся, и прислонив, будто завзятый дуэлянт, к берёзе, спросил, ощерившись:

— Ты кому-нибудь об этом говорил?..

Он имел виду в первую очередь Валерия Шкредова, потому что я больше ни с кем близко не успел пообщаться.

— Нет, конечно, — опешил я от напора, хотя надо было давным-давно привыкнуть к амплитудам его души.

— Правильно, — с облегчением выпустил он дух, — не надо!

Смотрелись мы, видно, как Тарапунька и Штепсель. Причём Штепселем был я. На нас и пялились с усмешкой, и подавали знаки на современный лад, мол, мы с вами, голубки.

— Почему? — я с изумлением посмотрел на него сверху вниз, полагая, что в проект надо брать всё только самое-самое талантливое и неповторимое, как звездное небо, но пока я этого, за исключением Валерия Шкредова, не обнаружил.

— Думаешь, они здесь все умные?.. — фыркнул он, как ёжик в тумане, и перешёл на доверительный шёпот скороговоркой. — Особенно тётки. Добрая половина из них не понимает, что делает в кадре. Это я, могучий и самый умный накачиваю их перед съёмкой! Я делаю их гениальными! — разошёлся он. — Я им объясняю, какое выражение придать лицу, куда смотреть и куда говорить и когда говорить! Где надо, могу заставить подняться до мелодекламации! Я — Бог! Я — Создатель! Я — Творец! Понимаешь?!

— Понимаю… — согласился я, потому что абсолютно не понимал природы актёрства, хотя, разумеется, подозревал, что она сродни природе писателя, в том смысле, что актёры, как и писатели, разные по калибру. Получалось, что все эти люди ничему не научились, ничего не умеют и зря кучкуются, что ли?

— Это же киношка! — просяще глядел Роман Георгиевич снизу вверх. — Таких, как ты, здесь можно на пальцах одной руки пересчитать, — польстил он мне, — те, кто докапываются до сути.

Я обнаружил, что он даже косит от злости, а рот сжат, как хищная пасть каймана, но в жизни ещё и не то бывает, особенно перед боем, поэтому я не расстроился.

— Всё так плохо? — делано ужаснулся я и на мгновение забыл о проклятом осколке, который рано или поздно должен был меня прикончить.

— Ещё как, — сник Роман Георгиевич, оглядываясь в поисках кого-то, кто бы мог подтвердить его слова, а потом снова принимаясь дёргать меня за ремень, — плохо, очень плохо! Всё дела в моих мозгах. Хорошие мозги в большом дефиците!

Кажется, он безмерно страдал из-за тупиковости ситуации.

— А?.. — я вопросительно посмотрел на берёзы, за которыми, как приведение с водкой, шарахался Валерий Шкредов.

Вид у меня, верно, был очумелый от обилия впечатлений, потому что Роман Георгиевич смягчился.

— Нет, у него как раз мозги есть, — заверил он меня. — У него даже всё с избытком! И перестать витать в облаках, это неприлично, на нас люди смотрят, решат, что ты растяпа, и с удовольствием вытрут о тебя ноги!

— Не буду, — хитроумно поклялся я и невольно оглянулся.

Пялились только молодые актрисы. Взгляд у них был дюже вопросительный. Актёры-мужчины держали марку, жуя плохо прожаренный шашлык и покуривая вейпы, периодически окутываясь парами канабиса. Фёдор Соляников с Иваном Чёрным демонстративно стояли к нам спиной и развлекали Елену Дергай и актрису с большой грудью, которой не досталась никакая роль, и выражение лица у неё было соответствующим.

— Мне за тебя стыдно! — укорил Роман Георгиевич, оставив в покое мой ремень. — Всё, пошли! — переключился он. — Карский зовёт!

Я завертел головой: кто ж такой Карский?

Оказалось, вот он же — человек с лицом жулика средней руки, но в очень дорогом костюме. Я такие видел только в рекламе «Роял Салон+», Игоря Прокошина.

— Мы делаем на вас ставку! — сказал Карский так, когда хотят задать каверзный вопрос: «Кто ты такой, мил человек?!» и отвесить подзатыльник за расхлябанность и безучастность.

Я нервно поискал, но Роман Георгиевич, благо, что малого роста, ловко спрятался за спинами, и косил оттуда то правым, то левым глазом, разбирайся, мол, сам.

Бука Кучава — с седой бородой, с властным лицом Картеса, или как я его себе представлял во времена инквизиции, однако, в реалии субтильный пижон, в зауженном, твидовом пиджаке на пару размеров меньшее, в зауженных, клетчатых брючках, ещё до моей молодости их называли «дудочками», с белыми носочками, и в дюже дорогих розовых туфлях из крокодиловой кожи за десять тысяч баксов заявил: