Михаил Белозёров - На высоте птичьего полёта

Видно, он думал, что раз делает мне такое шикарное предложение, я должен был быть ему его пухлые ручки целовать и быть обязанным до конца дней моих.

Пока я раздумывал, как бы ему доходчивей всё это изложить, подлетел разгоряченный Испанов в сером костюме с отливом, с пёстрой бабочкой «аля-махаон», в туфлях из крокодиловой кожи, и крайне враждебно заявил, что Михаил Юрьевич авансирован на ближайшие три года вперёд и что скоро ему предстоит сниматься в новом абсолютно потрясающем фильме, и потащил меня к дубовому столу, ломящемуся от яств.

— Каком фильме?! — удивился я, поспешая за ним, как дитятя за нянькой, и удивляясь его звериному чутью, ведь минуту назад он тихо, мирно наливался коньяком в самом дальнем углу ринга и не обращал никакого внимания на суету вокруг меня.

— Ты замазаться хочешь в самом начале? — спросил он с сарказмом, потрясая для очевидности своим незабвенным горбом, как антилопа гну.

— Не понял?.. — отозвался я и оглянулся: знаменитый режиссёр демонстративно помахал мне пухлой ручкой.

— Да он либерал! — зашептал Роман Георгиевич, беря меня под локоть, — клейма негде ставить! После этого ни один порядочный человек тебе руки не подаст, а я — лишусь правительственных дотаций! На мне крест поставят, а тебя — забудут, словно и не помнили.

— Роман Георгиевич, я же на знал! — испугался я, боясь даже покоситься в сторону знаменитого режиссёра, у которого были толпы актёров на побегушках, но он назло всему киношному бомонду почему-то выбрал именно меня.

— Вот поэтому я и напялил костюм, — любовно погладил он себя по животу, — и приглядываю за тобой. Понял?!

— Понял, — расстроился я и на всякий случай больше не глядел в сторону знаменитого режиссёра.

— Чтобы ты не заводил себе врагов! Ты вообще, меньше здесь крутись и обещаний никому не давай, а то вытаскивай тебя каждый раз из дерьма! — беззлобно воскликнул он. — Этот барин ни одну душу погубил! Здесь люди сгорали похлеще тебя!

— Всё! — воздел я руки, сдаваясь в плен, как самый подлейший на свете фашист. — Я всё понял! — Хотя насчёт души абсолютно ничего не понял.

— А раз понял, то пошли коньяк трескать! Нечего рот разевать!

А между тем, знаменитый режиссёр с дворницкими усами проявил настойчивость и через официанта тайком передал мне свою визитку, на которой поперёк было начёркано: «Позвоните мне обязательно!»

На визитке значился только номер телефона. Знаменитый режиссёр был большим оригиналом. Однако я уже понял, что его предложение ещё ни к чему не обязывало, возможно, он вёл какую-нибудь тайную игру, а я был в ней его разменной монетой, кто его знает? Поэтому на всякий случай я удавил в себе, как гадюку, своё тщеславие, внял словам Романа Георгиевича, тихо-мирно и незаметно отбыл домой, где меня ждала Алла Потёмкина — ещё одна Хиросима на мою душу.

На следующий день она взяла меня в оборот так, что я и пикнуть не успел.

— Ещё немножко, и ты станешь столичной звездой! — закричал она почти что исступленно, когда я появился, чтобы отвезти её на Рублевку. — Тебя из дома выпускать нельзя!

— Какой ещё звездой? — притворился я глухим, слепым и немым, подхватывая её вещи и лихорадочно соображая, как бы половчее вывернуться из скользкой темы, потому что почувствовал себя, словно вываленным в мёде и перьях, не понимая, радуется она вместе со мной, или нет, а может, — тонко издевается?

— Ещё той! — сыронизировала она, глядя на меня в упор весьма мило и непосредственно, и небесно-голубые её глаза вспыхивали, как стартовый светофор в гонках, не предвещая ничего хорошего, то бишь финиш мне вообще не светил по определению, а фигурально светила ближайшая канава с лягушками и тиной.

И я понял, что трансляция велась по телевизору и что я разоблачён ещё до того, как рот открыл и понадеялся на благополучный исход.

— С тобой знакомился… — она назвала известную фамилию.

— Это был он?! — притворился я идиотом, однако, не слишком резво, чтобы она не уличила меня в лицемерии и в работе на ЦРУ.

— Ну, естественно! Обычно такие хамят от значимости, а с тобою он был мил и любезен. К чему бы это?

— Да? — удивился я и оглянулся на телевизор, притворяясь, что попал в него случайно.

Она посмотрела на меня с мягкой иронией коренной москвички, хотя ею никогда не была, правда, часто гостила у московской бабушки, но это совсем не то, думаю.

— Неужели ты не понимаешь?..

— Нет, — признался я, как завзятый клиент из Кащенко.