Юрий Самсонов - Библиотечка «Красной звезды» № 1 (517) - Морские истории

Вообще-то водолей — судно домашнее. Обычно трудится на рейдах у родных берегов, обслуживая большие корабли. Но мне приходилось встречаться с водолеем и в Средиземном море.

Большой противолодочный корабль «Жгучий», на котором мы пришли к берегам Африки, изрядно соскучился по достатку пресной воды. Первый же ливень, обрушившийся на нас, моряки использовали для помывки и стирки. А потом сложилась тоскливая ситуация: у запруженных причалов порта места кораблю не находилось, он стоял на рейде. На берегу было сколько угодно воды, но доставить ее оказалось некому. И плюс 33° в тени…

Командир «Жгучего», глядя на находившийся у причала наш, советский морской тральщик, решил договориться с его командиром, чтобы «Пулеметчик» (так именовался тралец) ради помощи товарищам хоть на денек стал водолеем. Согласие было получено. «Пулеметчик» тут же «надулся» водой, как мог, и двинул на рейд. Тем временем я рассказал командиру, как впервые в жизни повстречался с водолеем и почему у меня с лейтенантских пор при упоминании этого судна мурашки бегут по спине.

Тогда впервые в жизни мне представилась возможность побывать в море на атомной подводной лодке. Именно побывать, а не выйти на ней в море. Разница существенная. То есть лодка уже где-то плавала, а меня на нее должны были пересадить.

Тот, кому хоть раз в жизни приходилось в открытом море пересаживаться с корабля на корабль (осуществляется это обычно с помощью малых плавсредств), тот знает, что дело сие, если погода не штилевая, в разной степени, но рискованное. На лодку — это вообще эквилибристика. Прыгать приходится не на трап, не на ровную палубу, а на покатый бок, захлестываемый волной.

Ну на лодку я прыгнул, и командир корабля самолично поймал меня за руку. За бортом было +5°, что здорово подхлестывало. Но не это опасно для молодого офицера, а возможность сплоховать, да еще на глазах истинных корабельных офицеров, да тем более, если ты носишь такую же форму и, как справедливо считают они, не вполне заслуженно. Ибо не штурман ты и не механик или артиллерист, а, к примеру, журналист.

…В атомоходе, в непривычной атмосфере искусственного воздуха, да еще от обилия впечатлений более всего хотелось спать. Но спать было негде — такого места мне не определили, да и нельзя — подводников крайне заинтересовало, что же будет делать здесь «писатель». Я же сам достаточного представления о том, что мне надо, не имел. Вообще предполагал написать о предстоящей стрельбе. Но как на нее смотреть, откуда, чьи действия держать в центре внимания — оставалось загадкой. Хотя политработник все, как он полагал, популярно мне объяснил.

И вот в этой обстановке, когда не знаешь, куда сунуться, а держаться следует с достоинством, прильнул я к инженер-механику. Помню, что был он капитаном 3 ранга с выразительным кубическим черепом, в безволосую верхнюю грань которого можно было смотреться, как в зеркало. Оказался он мужиком разговорчивым, простецким, необычно мыслившим и говорившим. Затащил в свою теснющую каюту, где если один сидит, то второй может только стоять.

— Вообще-то я хозяин, но ты лейтенант, — узаконил он свое сидение, а мое стояние. — От такой тесноты, сам понимаешь, я тоже неудобство чувствую. Но ничего, потом мы поменяемся. Слабость у меня такая — говорить могу только сидя. Лучше всего за соответствующим столом с соответствующим оформлением…

Стало быть, о моей каюте. Пришел к нам на корабль как-то генерал. Вроде как на экскурсию, что ли. Приехал с какой-то комиссией из столицы, ну и захотелось атомоход посмотреть. Командир, естественно, цыкнул, чтобы экипаж носы не высовывал, на генерала не глазел. А как не поглядеть. Подводник, если живого Крузенштерна в отсеке увидит, не удивится: мало ли что с устатка покажется. А сухопутные генералы в отсеке — это действительно удивление.

Командир этого генерала по трапу осторожненько спустил, объясняет, показывает — туману напускает. Я, конечно, в своей каюте не вижу, не слышу, но командира-то знаю. Посмотрел на стрелку часов — ну, думаю, минуты через три они в нашем отсеке будут. И точно: слышу, кремальера повернулась, давленьице дрогнуло. Тут меня черт дернул: не удержался, так захотелось посмотреть — есть у генерала восторг в глазах или нет. А человек я решительный: подумал и дверь — хрясь, распахнул. У генерала от неожиданности папаха дрогнула. Он ее поправляет и говорит: «Что это вы, товарищ, в шкафу делаете?» — «В каком это шкафу? — Я аж обиделся. — Каюта это моя!» Генерал глянул на меня с недоверием, потом на командира. «Ну и чудаки, — говорит, — вы, подводники». А командир мне кулак из-за шинели гостя тычет. «Не обращайте внимания, товарищ генерал, — успокаивает командир, — это же наш инженер-механик». — «Ах, вот как, — вскинул брови генерал, — ну, тогда все ясно».