Возвращаясь к искусству рассказчика, мне хотелось бы провести линию разграничения между Андерсоном и другими профессиональными писателями коротких рассказов, которыми Америка кишит, как микробами. Профессионалы наводят на меня скуку, от которой хочется выть. Их анекдоты неостроумны, они угнетают и раздражают. В них нет искры творческого таланта. Единственное, чего профессионалы хотят и что им иногда удается, – это отодвинуть момент, которого американцы боятся больше всего, а именно той паузы, когда они остаются наедине с собой и с зияющей в их душе пустотой.
Рассказчик Андерсон не ублажает читателя. И он не стремится подменять собой пустоту. Если он берется рассказывать вам историю, то только для того, чтобы создать настроение и дух сопричастности. Андерсон не требует внимания и не стремится встать в центр. Он не боится неловких пауз или того, что его вечеринка окажется скучной. Его цель – причастие через слово, обмен переживаниями и уникальная по силе переплавка их в фонд общего опыта – именно это всегда превращало общение с ним в праздник настоящего братства. Мы редко оказывались в одной компании, но мне нравилось даже то, как он садился за стол. Он плюхался на свое место непринужденно, в полной уверенности, что если никто, кроме него, не внесет своего вклада в общую копилку беседы, это непременно сделает он: он ведь никогда не ходит в гости без своего инструмента! Который, кстати, всегда был при нем – он сам.
А как он дарил себя! Каким приятным собеседником был! Естественно, его рассказы всегда были интересными. Они походили на зрелые плоды, роняемые обильно плодоносящим древом. С подобным человеком даже спорить не хочется – а ведь мы, американцы, нация спорщиков. При встрече с Андерсоном вам хотелось только слушать, мечтать и путешествовать вместе с ним в воображаемых им мирах, которыми он всегда щедро делился. Вы чувствовали его молчаливое согласие на любой жест с вашей стороны и могли вести себя, как вам заблагорассудится. Он не пригвождал к стулу грозным взглядом, не ждал поощрительной улыбки или аплодисментов, не претендовал на роль Творца с большой буквы, повествующего о семи днях творения. Он был всего лишь переводчиком, человеком, создававшим общее настроение, или актером, играющим свою роль. Когда он заканчивал свою речь, вам было легко и свободно. Вы были уверены, что, если дадите ему передохнуть, выпить вина или утереть рот, за первой его историей последуют вторая и третья. И вы забывали о времени: казалось, у вас его сколько угодно, а лучшее занятие на свете – как раз то, чем вы в этот момент занимаетесь. Общаясь с другими, Андерсон не витал в облаках – то ли пытаясь сесть на уходящий поезд, то ли организуя стачку. Он был только с вами и дарил себя легко и свободно, предлагая только то, что уже созрело и готово упасть без всякого понукания и нажима. И в добротности подарка у него не было никаких сомнений.
Вот как я вижу его теперь, когда он ушел. Я вижу воплощение его спокойной и благонравной души, беседующее за круглым столом под тенистым деревом с другими отошедшими душами. Возможно, Андерсон толкует с ними о всяких райских пустяках, вроде выбора подходящего материала для ангельских крыльев, или еще о чем-нибудь. Он пьет небесную амброзию и сравнивает ее с земными подделками. Или он ощупывает пальцами ног траву эфирных полей и похлопывает по хребту небесных коров. Я слышу его слова: «Хорошее место! Как раз таким я его представлял. Но не сказать, чтобы оно слишком отличалось от того, что внизу». Я вижу, как он неторопливо прогуливается, отыскивая взглядом мост, на котором сидит довольный своим небесным уловом рыбак. Наверное, Андерсон перебирает в уме истории – что бы рассказать рыбаку? Или, может быть, он благодарит в этот момент звезды, не требующие от него излагать истории в письменном виде? Наверное, он еще только привыкает к вечности: здесь ему предстоит бродить, трогать руками вещи, принюхиваться к ним и обмениваться историями со старожилами и новичками.
Большинство людей считают рай местом занудным, но, наверное, лишь потому, что они сами зануды. Я уверен: Андерсону не скучно в раю. Ибо небеса как будто созданы для него. И когда мы в один прекрасный день попадем туда и снова встретимся с ним, представляю, какими блестящими историями он нас угостит!
У меня уход Андерсона скверного чувства не вызывает. Я ему завидую. Я уверен: там ему спокойно так же, как было спокойно здесь.
Читать дальше