Каталин Флореску - Человек, который приносит счастье

Мы помолчали.

— А как в Индии хоронят мертвых?

— Индуисты сжигают покойников. Вы не знали? Так что с прахом я имел дело. Кого вы тут возите в стеклянной банке?

— Женщину.

— От чего она умерла?

Тут показался какой-то человек, первый живой, которого мы встретили на этом кладбище. Местных покойников теперь редко навещают. Они составляют компанию друг другу. Это был садовник. Он ехал на маленьком грузовичке с газонокосилкой в кузове. Когда он поравнялся с нами, таксист остановил его и я подошла спросить.

— Новых могил вы здесь не найдете, — сказал садовник, выслушав меня. — Это старая Голгофа, новая — на другой стороне эстакады. Я здесь начал работать в шестидесятые, и уже тогда здесь сорок лет как никого не хоронили.

Когда я хотела сесть в такси, садовник окликнул меня:

— А те, кого вы ищете, они вообще католики? Иначе не стоит и время тратить. Здесь нет ни одной некатолической души. Другие лежат на кладбище Грин-Вуд.

— На Грин-Вуд поедем? — спросил таксист.

Я задумалась.

— Да, поедем.

— Это недешево.

— Я знаю. Но надо.

На Грин-Вуде я тоже никого не нашла, точнее говоря, никого уже не застала. Мне сказали, что два человека с такой фамилией действительно были там похоронены, одновременно, в 1978 году. Причина смерти не указана. Но могилу использовали для повторного захоронения.

— Похоже, не судьба мне сегодня развеять мой прах, — сказала я, вернувшись к машине. — Уж и не знаю, что теперь делать. Отвезите меня, пожалуйста, в отель у Центрального парка.

Когда мы съехали с холмов кладбища, когда оставили позади рощу и свернули на аллею к выезду, вдалеке отчетливо показались высотки Южного Манхэттена. Похожие на стадо животных, спустившихся на водопой к реке.

— Красивый вид, правда, леди? — спросил индус.

— Красивый, — рассеянно кивнула я.

— Вон там «близнецы». Два самых высоких здания города.

— Близнецы, — машинально повторила я.

— На верхушке южной башни есть смотровая площадка. Вид оттуда просто сказка. В ясный день обзор на восемьдесят километров.

— Я сюда не видами любоваться приехала.

— Вы меня невнимательно слушаете. Там наверху терраса. Совершенно открытая. Внизу вы получаете гостевой пропуск, поднимаетесь на лифте с одной пересадкой, и через несколько минут вы на высоте четыреста метров над городом. Что там делать, вы решите сами. Можете любоваться видом, а можете развеять прах этой женщины над Нью-Йорком. Наверняка она будет не против. Понимаете меня?

Я медленно повернула голову к водителю. Я поняла.

Следующим утром началось мое путешествие к башням-близнецам. Когда я вышла на площадь Коламбус-Сёркл, восход окрасил окна высоток красным. Остекленные здания стояли бок о бок с белоснежными каменными башнями, безликие офисные центры — с коричневыми жилыми домами. Мне сказали: «На Коламбус-Сёркл сверните на Восьмую авеню и идите прямо пятьдесят кварталов. Вы увидите впереди башни-близнецы. Или поезжайте на метро».

Я решила пойти пешком, хотя понятия не имела, какое расстояние означают «пятьдесят кварталов». Особенно для женщины за сорок, то есть уже немолодой, с лишним весом, грузноватой и страдающей одышкой. Я хотела незаметно подобраться к башням, все время видеть их и наблюдать, как они становятся все больше и внушительнее.

Я хотела выиграть время, то единственное время, которое могла провести с матерью. Если накануне я торопилась исполнить свою миссию, то теперь я так же отчаянно медлила. До даты вылета домой оставалось еще несколько дней.

Я несколько раз повернулась на месте, дома высились прямо над моей головой. Таких зданий я прежде не видела. Вход в Центральный парк напротив и идеально ровная линия жилых домов вокруг парка напомнили мне о родном городе. Хотя в Тулче нет ничего даже отдаленно похожего на Нью-Йорк.

Тулча стоит на нескольких лысых холмах, и во время сильного дождя вода ручьями течет по плохо асфальтированным улицам окраин. Там где махрится центр города, в окрестностях набережной Дуная, Тулча похожа чуть ли не на деревню. За деревянными заборами лают собаки, во дворах тень от виноградных лоз. Всего в нескольких кварталах дальше Тулча уже похожа на город, днем там шумно и суетно, но после захода солнца даже там наступает такая тишина, будто находишься на краю света. Дунай течет всегда, и в темноте тоже. Он тихо скользит мимо, чтобы не беспокоить горожан.

За прибрежной улицей — Страда-Исаккеи, — за причалами, за прогулочными судами и несколькими бетонными коробками, что построили на набережной, в последний месяц в Тулче мне было видно реку. По ту сторону темной ленты Дуная виднелась зеленая чаща, в которой почти полностью утопает деревня Тудор-Владимиреску. Она словно защищается и скрывается от города. Деревню часто затапливает. Тогда туда можно добраться только на лодке или пароме, сначала преодолев сильное течение. Только церковь упрямо стоит там, где властная река сворачивает налево.