Ирвин Шоу: На французский манер

— Солнечно и печально, — сказал Беддоуз. — После двух недель в Каире проникаешься сочувствием ко всем окружающим. А что тут в Париже?

— Для демократии слишком поздно, для феодализма слишком рано, — сказала Кристина.

Беддоуз засмеялся, наклонился через стол и поцеловал ее.

— Ну, а если между двумя поцелуями? — спросив он. — Как тут в Париже?

— Так же, — сказала Кристина и помедлила. — Почти так же.

— Кто есть на горизонте?

— Вся компания, — ответила Кристина небрежно. — Все те же счастливые изгнанники: Чарльз, Борис, Энн, Тедди…

Тедди был тот самый вольнопрактикующий фотограф.

— Часто его видишь? — спросил Беддоуз как можно легкомысленней.

— О-о-о! — Кристина чуть-чуть улыбнулась.

— Проверка документов, — ухмыльнулся Беддоуз.

— Нет, не часто, — сказала Кристина. — Его гречанка в городе.

— Все еще гречанка?

— Все еще гречанка.

Подошел официант и принес чай. Она налила чай в чашку и выжала туда лимон. У нее были длинные ловкие пальцы, Беддоуз заметил, что она перестала пользоваться ярким лаком.

— Что ты сделала с волосами? — спросил Беддоуз.

Кристина рассеянно провела по ним рукой.

— А ты заметил?

— О, где вы, кудри золотые, мы видели вас так недавно!

— Решила вернуть свой цвет. — Кристина помешала сахар в чашке. — Хочу поглядеть, что из этого выйдет. Правится?

— Я еще не понял. И потом они стали длиннее.

— Угу. Это на зиму. А то шея мерзнет. Говорят, такая прическа меня молодит.

— Правильно говорят, — сказал Беддоуз. — Тебе теперь больше одиннадцати не дашь.

Кристина улыбнулась и потянулась к нему чашкой с чаем.

— За тех, кто возвращается, — сказала она.

— Чай и тост — вещи для меня несовместимые, — сказал Беддоуз.

— Ты просто придира и фанатик спиртных напитков, — сказала Кристина и невозмутимо отхлебнула из своей чашки.

— А теперь насчет планов на вечер, — сказал Беддоуз. — Я думаю, мы можем удрать от наших милых Друзей и отправиться обедать в тот ресторанчик на рынке, потому что я умираю — хочу мяса, а после этого… — Он запнулся. — Что случилось? Мы что, не сможем даже вместе поужинать?

— Дело обстоит не совсем так, — Кристина медленно помешивала чай, не поднимая глаз от чашки. — У меня свидание…

— Отмени этого типа, — выпалил Беддоуз. — Гони нахала в шею!

— Не могу, — Кристина спокойно посмотрела ему в глаза. — Мы должны с ним встретиться здесь, он должен прийти с минуты на минуту.

— Ах, вот оно что! — Беддоуз понимающе кивнул. — Это несколько меняет дело.

— Да.

— А мы не можем его куда-нибудь сплавить?

— Нет, — сказала Кристина. — Мы его не можем сплавить.

— Еще не родился такой человек, от которого нельзя было бы избавиться, — сказал Беддоуз. — Ты ему объясняешь, что твой старый друг только что вернулся из пустыни, что он едва не умер там от дизентерии и едва не погиб в религиозных войнах, что он нуждается в утешении, что ты должна привести в порядок его расшатавшиеся нервы и т. д. и т. п.

Кристина, улыбаясь, покачала головой.

— Прости, но из этого ничего не получится.

— Хочешь, я это сделаю? — спросил Беддоуз. — Как мужчина с мужчиной. Слушайте, старина, мы все люди взрослые, публика цивилизованная… Ну, в таком духе.

— Нет, — сказала Кристина.

— Почему нет? — спросил Беддоуз, понимая, что нарушает свое собственное, давно и ревностно соблюдаемое правило ни о чем не просить. Почему мы не можем этого сделать?

— Потому что я не хочу, — сказала Кристина.

— Вот оно что, — сказал Беддоуз. — Стало быть, ветер переменился.

— Да, — мягко ответила Кристина. — В какой-то степени переменился. А пообедать мы можем все вместе. Втроем. Он очень хороший человек. Он тебе понравится.

— Когда я возвращаюсь в Париж, — сказал Беддоуз, — мне в первый вечер мужчины вообще не нравятся.

Они помолчали, и Беддоуз вспомнил, сколько раз, бывало, Кристина отвечала по телефону: «О'кэй, это, конечно, грешно, но я его спроважу. Значит, встретимся в восемь». И, сидя напротив нее, трудно было поверить, что она не скажет этого ни сейчас, ни через минуту, потому что она так же, как и раньше, смотрела на него, так же, как и раньше, дотрагивалась до его руки, потому что, кажется, ничего не переменилось.

— Два месяца — долгий срок, а? — спросил Беддоуз. — Особенно в Париже.

— Нет, — сказала Кристина. — Это совсем не долгий срок, ни в Париже, нигде.

— Хелло, Кристина. — Высокий, светловолосый, плотного сложения молодой человек стоял возле стола, держа шляпу в руках, и улыбался. — Видишь, я нашел это кафе. — Он наклонился и поцеловал ее в лоб.