Борис Кригер - В Бездне

— Нет. То, что он делает, это невозможно, — возражал шизофреник, — это даже для меня слишком безумно.

— Ты о чём? — уточнял Герберт.

— Что всех нас тут привечаешь.

— Ну как же невозможно, ведь уже девять лет так живём.

— А хоть тысячу лет, — возразил шизофреник, — невозможно, и точка, — он состроил уморительную гримасу, изображая точку. За столом все покатились со смеху.

Им было хорошо там вместе. Мимо прошлёпал в туалет инвалид с костылём.

Герберт был счастлив.

В жизни Герберту выпало два «подарка»: характер его отца и характер старшего сына. Оба родственника обладали очень похожей тяжёлой натурой.

Герберт до сих пор не мог найти ответа на вопрос, почему ему всегда было так трудно с Джейком. Конечно, можно списать это на эдипов комплекс. Ещё можно обвинить мать в том, что она не поддерживала уважение к Герберту на достаточном уровне, и любые его действия выдавались за глупость, необязательность, ненужность, взбалмошность. Так или иначе, чем старше становился Джейк, тем тяжелее он переносил отца, хотя Герберт всегда относился к нему с любовью, вниманием и уважением.

Однажды сын заявил: «Ты должен уважать меня за то, что я ещё только сделаю, за то, чего я ещё достигну!». Герберт и так его уважал, мужчину это удивило: мало того, что человек требует уважения, которое и без того получает, так ещё и уважать его нужно за то, чего ещё не совершено. Этакий Наполеон, который, будучи капралом, требует по отношению к себе императорских почестей.

Несмотря на то, что никто особенно не вступал в споры с Джейком и не принижал его достоинства, он всегда хотел делать всё вопреки семье. Герберт стремился познакомить сына с культурой, приглашал профессоров из Англии, тратил на его образование неслыханные суммы, содержал в роскоши. У Джейка же, наоборот, возникло стремление быть вечно оборванным, грязным. Если водить машины, то обязательно какие-нибудь развалины; если одеваться, то во что-нибудь поношенное. Так выражалось презрение ко всему, что делал Герберт.

Безусловно, налицо эдипов комплекс, будь проклят Фрейд! Хотя психолог ни в чём не виноват, он всего лишь описал болезненное стремление ребёнка к смерти родителя своего пола: девочки ненавидят матерей, мальчики — отцов. Это безумие, подобные вещи нужно подавлять, разъяснять, однако никто этого не делает.

Человеческая жизнь вообще весьма занимательный предмет. Сколько на неё ни смотришь, невозможно понять, что же это. Словно какая-то мокрая гусеница, она всё время выскальзывает из рук. В жизни нет и не будет конкретики, всё происходящее больше похоже на зыбкий, назойливый, отвратительный сон. Совершенно не успеваешь ни уследить за ним, ни понять, ни узнать что-либо.

Так же произошло и в отношениях отца со старшим сыном. Герберт действительно всегда уважал Джейка. Когда тот был маленьким и говорил что-нибудь, отец замолкал и внимательно слушал. Но сын всегда шёл поперёк Герберту. Он постоянно боролся, несмотря на то что с ним никто не вёл войну. В итоге его просто начало трясти от одного присутствия отца, и произошёл полный разрыв каких бы то ни было отношений.

Второй сын, десятилетний Патрик, был ещё слишком мал, чтобы о чём-то говорить. В таком возрасте ничего особенного не скажешь. Старшему же сыну было уже двадцать три года.

Такие отношения обычно складываются надолго, и с этим нельзя ничего сделать.

Самым обидным для Герберта было наблюдать, как старший сын общается с чужими людьми. Джейк прекрасно владел собой, был уважителен, интересен, весел — недаром он работал на радио и выступал перед публикой ежедневно по три часа. Перед Гербертом стоял совсем не тот человек, которого он знал. Как это было горько! Герберт хотел бы быть чужим своему сыну, тогда Джейк относился бы к нему как к постороннему — хорошо. К родному же отцу парень относился ужасно. Этот эдипов комплекс бесконечен и абсолютно неизбывен.

Во всей этой истории Джейк сыграл далеко не последнюю и весьма интересную роль. Он заявил, что называет себя верующим только для того, чтобы позлить сверстников-атеистов. Ничего в его жизни не напоминало о вере. Он устраивал шумные оргии в доме отца, не смущаясь присутствием церкви, собирал молодых людей и девушек по всему городу, а затем компания, употребляя алкоголь и марихуану, шумно резвилась до самого утра. Конечно, можно выдвинуть Герберту обвинение, что он всё это терпел, а должен был запретить. Но тогда разрыв отношений с сыном произошёл бы значительно раньше.