Ирвин Шоу: Солнечные берега реки Леты

Правда, стоило ему переступить порог собственного дома — блаженство кончилось. Нарсис по вечерам стала к нему слишком внимательно приглядываться, и ему приходилось быть очень осторожным в разговорах. Он боялся, что Нарсис догадается, что с ним происходит. Он не хотел, чтобы она беспокоилась или принялась его лечить. Он весь вечер сидел и слушал проигрыватель, но забыл сменить пластинку. Это был автоматический проигрыватель, и последнюю пластинку — Второй фортепьянный концерт Сен-Санса — он проиграл семь раз подряд, пока, наконец, из кухни пришла Нарсис и, заявив, что она сойдет с ума, выключила проигрыватель.

Он рано лег спать. Он слышал, как на соседней кровати плакала Нарсис. Третий раз за этот месяц. Значит, осталось еще от двух до пяти раз. Это он помнил.

На следующее утро он корпел над Талейраном. Он работал, низко склонившись к столу, работал медленно, но не так уж плохо, когда вдруг почувствовал, что кто-то стоит за его спиной. Он развернулся вместе со стулом. За спиной, пристально глядя на него, стоял седой мужчина в твидовом костюме.

— Ну? — отрывисто сказал Хью. — Вы кого-нибудь ищете?

Мужчина ни с того ни с сего покраснел и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Хью равнодушно пожал плечами и вернулся к Талейрану.

Когда он спускался после работы, лифт был переполнен, холл внизу затопили служащие конторы, спешившие поскорее выбраться на улицу. Возле выхода стояла очаровательная девушка. Она улыбалась и через головы устремленных домой клерков махала Хью рукой. Хью на мгновение остановился, польщенный, готовый улыбнуться в ответ. Но у него свидание с Джин, да и вообще староват он уже для этих штучек. Он нахмурился и нырнул в поток выходящих из здания людей. Ему показалось, что вслед раздался вопль, как будто кто-то кричал: «Папа!» — но он понимал, что это ему послышалось, и даже не обернулся.

Он доехал до Лексингтон-авеню, радуясь теплому зимнему вечеру, и пошел на север. Он прошел мимо двух баров, но, подходя к третьему, замедлил шаг. Он мысленно повторил свой путь, вглядываясь в фасады баров. Все три блестели хромированной сталью и неоновыми огнями и были неотличимы друг от друга. Напротив через улицу был еще бар. Он подошел к нему, но и этот ничем не отличался от остальных. На всякий Случай он вошел, но Джин здесь не было. Он заказал виски прямо у стойки и обратился к бармену:

— Сюда за последние полчаса не заходила дама, одна, а?

Бармен поглядел на потолок, подумал.

— Какая она из себя? — спросил он.

— Она… — Хью замолк. Залпом выпил. — А, ну ладно, — сказал он, положил на прилавок долларовую бумажку и вышел.

Подходя к метро, он чувствовал, что всего один раз в жизни ему было так же хорошо, как сейчас, — тогда ему было одиннадцать лет, и 9 июня 1925 года он выиграл бег на сто ярдов на ежегодных легкоатлетических состязаниях средней школы Бригмана в Солт-Лейк-Сити.

Чувство это, разумеется, испарилось, едва Нарсис поставила на стол суп. Глаза у нее опухли; по-видимому, она плакала днем. Странно, Нарсис никогда не плакала в одиночестве. За обедом под пристальным взглядом Нарсис Хью снова почувствовал, как между пальцами бегают мыши. После обеда Нарсис сказала:

— Я не такая дура. Тут замешана другая женщина.

И еще она сказала:

— Никогда не думала, что со мной может случиться такое.

Отправляясь спать, Хью чувствовал себя, как пассажир утлого суденышка в зимнюю бурю у мыса Гаттераса.

Он проснулся рано. За окнами светило солнце. Он лежал в постели, и ему было хорошо и тепло. С соседней кровати послышался шорох. Взгляд его пересек узкое пространство, разделявшее две кровати. На соседней кровати лежала женщина. Ей было за сорок, волосы накручены на бигуди. Она похрапывала во сне. Хью готов был поклясться, что никогда в жизни ее не видел. Он тихо выбрался из постели, быстро оделся и вышел прямо в солнечный день.

Он машинально дошел до метро. Он наблюдал, как люди торопятся к поездам, и понимал, что и ему надо бы последовать их примеру. Ему чудилось, что где-то в городе, там, в южном его конце, в каком-то высоком здании на узкой улице, ждут, что он придет. Но он знал, что, как ни старайся, он ни за что не найдет этого здания. «Эти теперешние здания, пришло ему в голову, — слишком похожи друг на друга».

Он широко зашагал от станции в сторону реки. Река блестела от солнца, а вдоль берегов тянулась кромка льда. Мальчик лет двенадцати в теплом двубортном пальто из шотландки и вязаной шапочке сидел на скамейке и глядел на реку. У его ног, прямо на замерзшей земле, лежали учебники, перетянутые кожаным ремешком.