Он встал, направился, слегка прихрамывая на левую ногу, к широко распахнутому окну, откинул занавеску и пригласил Алехина подойти.
— Тут у меня вид замечательный на мою собственную теперь уже стену Пер-Лашез, — Белкин показал на красную стену метрах в ста за окном. — Расстреливаем диверсантов, шпионов, мародеров, наркоманов и дезертиров три раза в неделю. Не гнушаемся чисткой рядов. Кадры решают все. Не вполне уверен, что помогает, но работаем… и, как говорится, могила исправит.
С широкого балкона второго этажа открывался замечательный вид на сад внизу и кирпичную стену, перед которой автоматчики за руки и за ноги поднимали тела расстрелянных. Двое были в майках и кальсонах, один — в черных трусах. Алехин не знал, что сказать. С таким скорым и эффективным отправлением правосудия в своей милицейской практике он встречался только один-единственный раз — в своем собственном исполнении, когда спасал жизнь Гитлеру.
— Военно-полевой суд, — будто снова угадал его мысли Белкин. — А как иначе? Мы должны уметь себя защитить. Мы — молодая республика, которая только обретает государственность. Мы уже не Украина и еще не Россия. И, похоже, никогда ею не станем… к сожалению. Половина украинских судей, если не больше, разбежались. Несколько лагерей просто открыли ворота и выпустили зэков. На свободе оказалось множество воров, насильников и убийц. Многие из этой преступной братии влились в добровольческие ряды. Система спецпроверки у нас пока еще не работает, а необходимость в кадрах высока, как никогда. Из этих троих один — мародер, двое других — драг-дилеры. Приговор я подписал вчера. Вышинский мог бы позавидовать — я прокурор, защитник и судья в одном лице, как царь Соломон. Мне достаточно взглянуть раз на морду арестованного, чтобы сразу понять, с кем имею дело. Когда я взглянул на вас, Юрий…
Оборвав фразу на полуслове, Белкин пригласил ошарашенного Алехина назад в гостиную и задернул занавеску.
— Должен вам сказать, что контингент, который прибывает из России, не многим лучше местного отребья, — продолжил министр обороны после того, как они вновь оказались за столом. — Безработные, наркоманы, бомжи, те же уголовники. Или просто дебилы, которые хотят сшибить легких денег и расплатиться по кредиту за телевизор или стиральную машину. Со времен песенки «Гренада, Гренада, Гренада моя…» ситуация в международном добровольческом движении, знаете ли, изменилась. И не в лучшую сторону. Одни только казаки с чеченцами чего стоят! Иногда я просто не понимаю, на чьей стороне эти кроманьонцы воюют. Вот Захарова убили, скоты. Пристрелили, как собаку. Большого русского писателя. Им все равно, кого и где убивать. Писателя, журналиста, политика, бизнесмена… Им человека убить, что нужду справить. Подтерся ладонью и пошел тебе же руку этой ладонью жать! Ненавижу! А что делать? Кстати, уже месяц, как в окрестностях зверствует маньяк-убийца. Два-три трупа в неделю. Дети. Изнасилованные, удушенные. Левый глаз у каждой жертвы выскоблен. Да, да! Я не шучу! Именно левый. То есть почему только левый, а не правый? Маньяк, маньяк, однозначно. Но чей? Наш или один из тех, что здесь из тюрем разбежались? Мы, конечно, пустили слух, что бандеровские агенты зверствуют, но я-то знаю… Это не совсем так. Или совсем не так, если уж быть точным в формулировках.
— А ПВО у вас тоже нет? — вдруг спросил Алехин, хотя ему не терпелось узнать, как можно больше про маньяка тоже.
— Нет, конечно. Откуда?
— А кто же, по сводкам, сбивает все эти украинские самолеты?
— Не понимаете кто? Спасибо хоть на том, что сбивают. Вся надежда на регулярные части. Но их страшно не хватает. Нам обещали широкомасштабную помощь. Понимаете, о чем я говорю? Но украинцы неожиданным ходом расстроили все планы — сами сбили гражданский борт, и детально разработанная «Барбаросса» накрылась медным тазом.
— А разве не мы сбили?
— Нет, конечно. Это киевская провокация. Ни у нас, ни у наших войск, которые тут рассредоточены, нет таких средств. Это все-таки десять тысяч метров высоты. Тут нужен ракетный комплекс «Бук». Вот у Украины они как раз в наличии имеются.
Белкин разлил остатки «Рислинга» по бокалам и предложил Алехину, не чокаясь, помянуть Захарова.
— Я знал мастера лично, — сказал Белкин печально. — Огромного таланта был человек. Настоящий патриот земли русской, хоть и еврей.
— Еврей? А мне показалось, как раз наоборот, — пожал плечами Алехин.
— Наоборот? — с улыбкой переспросил Белкин. — Антисемит, в смысле?
Читать дальше