Розамунда Пилчер - Собиратели ракушек

— Ну конечно не будешь. — Практичный, натренированный ум Оливии уже переключился на возможные проблемы: — Как у тебя с деньгами?

— С деньгами?.. — растерянно переспросила Антония, как будто о таких вещах даже не задумывалась; возможно, так и было. — Вроде бы нормально.

— На авиабилет хватит?

— Да, я думаю. Только-только.

— Сообщи о приезде, я буду ждать.

— Спасибо, спасибо, Оливия! И я… мне очень грустно это, насчет папы…

— Мне тоже грустно. — Это было более чем мягко сказано. Оливия закрыла глаза, чтобы как-то отгородиться от не до конца осознанной боли. — Он очень много для меня значил.

— Ага. — Было слышно, что Антония плачет. Оливия почти ощутила кожей влагу ее слез. — До свидания, Оливия.

— До свидания.

Антония положила трубку.

Немного спустя заторможенным движением Оливия тоже опустила белую трубку своего телефона. И сразу почувствовала страшный холод. Обхватив себя руками, забившись в угол дивана, она смотрела на свою нарядную, чистую комнату. Ничего не изменилось, все на месте, и тем не менее все не так, как было. Нет больше Космо, Космо умер. Остаток жизни ей предстоит теперь прожить в мире, где Космо нет. Она вспомнила теплый вечер, когда они сидели за столиком перед баром Педро и какой-то юноша играл на гитаре концерт Родриго, наполняя ночь музыкой Испании. Почему именно тот вечер, ведь у нее осталась от жизни с Космо целая сокровищница воспоминаний?

На лестнице раздались шаги. Оливия подняла голову. Сверху к ней спускался Хэнк Спотсвуд. Он был в ее белом мохнатом халате — вид нисколько не комичный, потому что халат, вообще-то, был мужской и ему вполне по размеру. Слава богу, что он не смешон сейчас, иначе она бы, кажется, не вынесла. И это бесконечно глупо, потому что не все ли равно, смешон он или нет, когда Космо умер?

Она смотрела на него и молчала. Он сказал:

— Я слышал, телефон звонил.

— А я надеялась, что он тебя не разбудит.

Оливия не знала, что лицо у нее серое и черные глаза — как две дыры. Он спросил:

— Что случилось?

У него была легкая светлая щетина на щеках и всклокоченные волосы. Оливия вспомнила минувшую ночь и порадовалась, что это был он.

— Умер Космо. Тот человек, о котором я тебе вчера рассказывала. На Ивисе.

— О господи!

Хэнк пересек комнату, сел рядом, обхватил ее и прижал к груди, как ребенка, которого надо утешить. Она уткнулась лицом в шершавую ткань халата. Ей так хотелось заплакать! Чтобы хлынули из глаз слезы, вырвалось наружу горе, сдавившее сердце. Но слез не было. Оливия с детства не умела плакать.

— А кто звонил? — спросил Хэнк.

— Его дочь. Антония. Бедная девочка. Он умер в четверг ночью, вчера были похороны. Больше я ничего не знаю.

— Сколько ему было лет?

— Я думаю… около шестидесяти. Но он был такой молодой!

— Что случилось?

— Не знаю. Она не хотела рассказывать по телефону. Сказала только, что он скончался в клинике. Она… она хочет приехать в Лондон. Она приедет на той неделе. И поживет несколько дней у меня.

Он промолчал, только еще крепче обнял ее, легонько похлопывая по плечу, словно испуганную нервную лошадь. И она понемногу успокоилась. Согрелась. Положила ладони ему на грудь, уперлась и отодвинулась — снова прежняя Оливия, полностью владеющая собой.

— Прости, — проговорила она. — Такая эмоциональность мне обычно не свойственна.

— Может быть, я могу чем-то помочь?

— Здесь никто и ничем не может помочь. Все кончено.

— А как насчет сегодняшней поездки? Ты не хочешь все отменить? Я немедленно исчезну с твоих глаз, если ты захочешь остаться одна.

— Нет, я не хочу остаться одна. Меньше всего мне сейчас нужно быть одной. — Она собрала и расставила по местам свои разбежавшиеся мысли. Первым делом надо сообщить о смерти Космо маме. — Но, боюсь, в Сиссингхерст или Хенли мы на этот раз не попадем. Мне все же придется поехать в Глостершир к маме. Я сказала тебе, что она была нездорова, но на самом деле у нее были проблемы с сердцем. И она очень хорошо относилась к Космо. Когда я жила на Ивисе, она приехала и гостила у нас целый месяц. Это было счастливое время. Наверное, самое счастливое в моей жизни. Поэтому я должна сказать ей, что он умер, и должна при этом быть рядом с ней. — Оливия заглянула ему в глаза. — Может быть, поедешь со мной? Это ужасно далеко, конечно, но мамочка накормит нас обедом, и можно будет спокойно посидеть у нее до вечера.

— Поеду с большим удовольствием. И машину поведу.

Твердый, как скала. Оливия благодарно улыбнулась.