Розамунда Пилчер - Собиратели ракушек

Естественно было бы и весь дом декорировать в деревенском стиле, с мебелью из полированной сосны, с цветастыми драпировками. Но у Оливии внутреннее убранство было выдержано в строгом стиле модерн, как в роскошной квартире на крыше небоскреба где-нибудь в центре города. Основной тон был белый, любимый цвет Оливии, цвет роскоши и света: белые пластиковые плитки пола, белые стены и шторы, белая груботканая хлопчатобумажная обивка глубоких, греховно соблазнительных диванов и кресел, белые лампы и абажуры. Однако впечатления холода не возникало, так как по белоснежному фону горели пятна чистых ярких красок. Алые и оранжевые диванные подушки, пестрые испанские коврики, ослепительные живописные абстракции в серебряных рамах. Обеденный стол стеклянный, стулья вокруг него черные, а одна из стен выкрашена ярко-синим, и на ней Оливия разместила целую фотогалерею родных и знакомых.

Кроме того, здесь было тепло, уютно и ослепительно чисто. Уже много лет к Оливии ежедневно приходила соседка, которая все мыла и начищала до блеска. Вот и сейчас здесь ощущался запах мебельной полировки, а к нему примешивался аромат голубых гиацинтов — Оливия еще осенью высадила в горшок луковицы, и они теперь цвели и благоухали.

Не спеша, стараясь полностью расслабиться, Оливия принялась за приготовления к предстоящему вечеру. Задернула шторы, зажгла огонь в камине (он был газовый, но с бутафорскими поленьями, и такой же теплый и приятный, как настоящий дровяной), вставила кассету в магнитофон, налила себе немного виски. Прошла на кухню, нарезала и смешала салат, приготовила заправку, накрыла на стол, поставила вино на лед.

Было уже почти половина восьмого. Оливия поднялась наверх. Ее спальня выходила в сад. Здесь тоже все было белое: толстый ковер от стены до стены, огромная двуспальная кровать. Она бросила взгляд на кровать, подумала о Хэнке Спотсвуде, минуту поколебалась, а потом сняла белье и постелила свежее, льдисто-хрустящее, свежевыглаженное, льняное. И только покончив с этим, разделась и налила себе ванну.

Ритуал вечерней ванны означал для Оливии несколько драгоценных минут полной раскованности. Лежа в клубах душистого пара, она давала мыслям волю скользить с предмета на предмет. Здесь в голову приходили разные приятные вещи — планы на предстоящий отпуск, фасоны платьев на будущие месяцы, какие-то смутные фантазии, связанные с очередным любовником.

Но почему-то в этот вечер Оливия опять стала думать о Нэнси — вернулась ли та уже в свой кошмарный дом, к своей несимпатичной семье? Да, верно, у нее есть трудности, но она их сама создает. У них с Джорджем непомерные претензии, и живут они не по средствам, да еще и сами себя уговорили, что им этого мало. Забавно вспомнить, какое у Нэнси было лицо — челюсть отвисла, глаза на лбу, — когда она услышала, сколько могут стоить полотна Лоренса Стерна. Нэнси вообще не способна скрывать свои мысли, особенно если застать ее врасплох, и в тот момент у нее на лице было написано глубокое изумление, которое тут же сменила расчетливая алчность — ей уже, конечно, рисовались и оплаченные школьные счета, и двойные рамы в окнах «Дома Священника», и вообще обеспеченное благополучие всего клана Чемберлейнов.

Оливию это не пугало. Она не опасалась за судьбу «Собирателей ракушек». Это полотно — свадебный подарок Лоренса Стерна дочери, и оно для Пенелопы дороже всех денег на свете. Она его никогда не продаст. Придется Нэнси — и Ноэлю тоже — смириться с естественным ходом вещей и дождаться смерти матери, — что, как от души надеялась Оливия, произойдет еще, даст бог, очень не скоро.

Она выкинула из головы Нэнси и стала думать о других, более приятных вещах. Этот молодой фотограф Лайл Медуин. Умница. Прекрасные работы. Просто находка. И понимает собеседника с полуслова.

«Ивиса», — назвал он. Она невольно повторила за ним это слово, и он, чутко уловив в ее тоне сомнение, сразу же выдвинул альтернативное предложение. Ивиса. Только сейчас, когда по коже расслабленно стекает выжатая из губки теплая вода, Оливия понимает, что этот минутный и, кажется, ничего не значащий разговор оживил воспоминания, и они за весь день так и не ушли, а затаились за ее мыслями и дождались своего часа.

Об Ивисе она не думала уже много месяцев. Но вот сегодня сама сказала: «Лучше что-нибудь деревенское для фона… Козы, овцы, трудолюбивые крестьяне в поле…» И ясно представила себе низкий, длинный дом с красной черепичной крышей, весь увитый бугенвиллеей и виноградом. Услышала звяканье коровьих колокольцев, петушиный крик. Почуяла запах разогретой сосновой и можжевеловой хвои в теплом морском ветре. И ощутила на затылке знойные лучи средиземноморского солнца.