Розамунда Пилчер - Собиратели ракушек

Вкусный обед был съеден. Оливия взглянула на часы и спросила, хочет ли Нэнси кофе. Та поинтересовалась, хватит ли им времени, и Оливия ответила, что у нее еще есть пять минут. Тогда Нэнси сказала, что хочет, и заказала. Нэнси заставила себя не думать про пудинги и пирожные, которые успела мельком заметить на тележке со сладостями, и взяла с банкетки купленный на вокзале «Харперс энд Куин».

— Ты это видела?

Она перелистала страницы, нашла рекламу аукциона «Бутби» и протянула сестре. Оливия бросила на журнал небрежный взгляд и кивнула:

— Видела. Картина будет продаваться в следующую среду.

— Правда удивительно? — Нэнси взяла журнал обратно. — Неужели найдется человек, который захочет купить это уродство?

— Нэнси, уверяю тебя, многие захотят купить это уродство.

— Ты шутишь.

— Вовсе нет. — Заметив искреннее недоумение на лице сестры, Оливия рассмеялась. — Господи, Нэнси, где вы с Джорджем жили все последние годы? Сейчас очень возрос интерес к живописи конца века. Лоренс Стерн, Альма-Тадема, Джон Вильям Уотерхаус… Все это продается на аукционах за огромные деньги.

Нэнси попыталась взглянуть на мрачную картину по-новому. Нет, все то же самое.

— Но… почему? — упрямо повторила она.

Оливия пожала плечами:

— Стали ценить эту технику. Ну, и то, что теперь их картины стали редкостью.

— Вот ты говоришь — огромные деньги, а что это значит? За какую сумму, по-твоему, ее могут продать?

— Понятия не имею.

— К примеру.

— Н-ну… — Оливия, задумавшись, поджала губы. — Скажем… двести тысяч.

— Двести тысяч? Вот за это?

— Плюс-минус каких-нибудь несколько пенсов.

— Да почему же? — чуть не в голос закричала Нэнси.

— Я же сказала. Они теперь стали редкостью. А вещи вообще приобретают цену по мере спроса. Лоренс Стерн плодовитостью не отличался. Если приглядеться к деталям на этом полотне, понятно почему. Наверняка он работал над ним не месяц и не два.

— А где все его картины?

— Ушли. Распроданы. Некоторые, я думаю, продавались прямо с мольберта, когда еще и краски не просохли. В любом уважающем себя частном собрании и в любой публичной художественной галерее мира непременно есть одна-две работы Лоренса Стерна. На аукционах они появляются теперь крайне редко. И не забудь, он бросил писать задолго до войны, ведь у него так изуродовало артритом пальцы, что он уже не мог держать кисть. Должно быть, продавал все, что брали, и еще спасибо говорил, надо же было существовать и содержать семью. Денег у него никогда не было, — правда, на наше счастье, он унаследовал от отца большой дом в Лондоне, а потом сумел выкупить в полную собственность Карн-коттедж. Почти все наше образование — это средства от продажи Карн-коттеджа, а на деньги за дом на Оукли-стрит мамочка сейчас живет.

Нэнси слушала сестру, но не очень внимательно. Она отвлекалась на обдумывание и взвешивание вновь открывшихся возможностей.

Нарочито безразличным голосом она задала вопрос:

— А мамины картины?

— «Собиратели ракушек»?

— Ну да. И те два панно на лестнице.

— И что же?

— Если их продать, за них много дадут?

— Думаю, да.

Нэнси судорожно сглотнула. У нее пересохло во рту.

— Сколько?

— Нэнси, это же не моя область.

— Ну хоть приблизительно.

— Я бы сказала… примерно пятьсот тысяч.

— Пятьсот тысяч, — едва слышно выговорила Нэнси. Она ошеломленно откинулась на спинку стула. Полмиллиона. Она представила себе цифры на бумаге, с обозначением фунтов и с множеством нулей.

В это время принесли кофе, черный, дымящийся, ароматный. Нэнси кашлянула и только со второй попытки сумела произнести вслух:

— Полмиллиона.

— Около того. — Оливия подвинула к сестре через столик сахарницу и сдержанно улыбнулась. — Теперь тебе ясно, что вам с Джорджем незачем волноваться за мамочку?

На том разговор закончился. Они молча выпили кофе, Оливия подписала чек, и сестры поднялись из-за столика. У подъезда, поскольку им надо было ехать в разные стороны, они попросили вызвать два такси, и так как Оливия торопилась, она села в первое. Нэнси попрощалась с сестрой у машины и проводила ее глазами. Пока они обедали, дождь пошел довольно сильный, но Нэнси стояла, выйдя из-под козырька, и не замечала холодных струй.

Полмиллиона.

Подъехало ее такси. Она не забыла дать на чай швейцару, велела шоферу отвезти ее в «Хэрродс» и забралась в машину. Такси тронулось. Нэнси откинулась на спинку сиденья и уставилась на струящиеся за окнами потоки невидящими глазами. Разговор с Оливией ничего не дал, но время она потратила не зря. От тайной радости у нее громко колотилось сердце.