Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

Михаэль сказал:

— Да сходи же, наконец, куда тебе надо.

— Могу тебе дать ее адрес. Ну и толстуха же!

Он сделал еще один штрих, бросил последний взгляд на рисунок, отшвырнул карандаш и кинулся вон из комнаты.

Что бы это могло значить «делает абсолютно все»? С какой радостью узнал бы Михаэль, что, собственно, можно делать. Но расспрашивать Анри и тем самым выдать свое невежество Михаэлю не позволила мужская гордость. Ночью он видел во сне рисунок лежащей нагой натуры в человеческий рост — это была Софи, она шевелилась и сходила со стены. Фигурировали в этом сне и две марки пятьдесят. Он зажимал их в руке. Это был сумбурный сон, после которого он встал совершенно разбитым.

Когда часов около девяти Михаэль явился в школу живописи, Софи там еще не было. Михаэль поставил свой мольберт рядом с мольбертом Софи и начал рисовать нагую модель, недвижно стоявшую на подмостках, — мускулистого молодого парня с ничего не выражающим лицом и распухшими губами.

Школа живописи помещалась на Георгенштрассе в деревянном домике, окруженном садом. В нижнем этаже была студия; крутая лестница, узкая, как куриный насест, вела на деревянную галерею, откуда можно было попасть в крохотную комнатушку, где жил владелец школы — господин Ажбе. Ажбе лежал одетый на постели и спал непробудным пьяным сном. Рядом стояла пустая бутылка из-под коньяка.

Школа Ажбе славилась повсюду, и сам он считался гениальным учителем. Способнейшая молодежь покидала академию художеств, чтобы заниматься под его руководством. Молодые художники съезжались к нему из всех стран Европы. Ажбе не спрашивал, в состоянии ли новичок платить за ученье, не знал он также, кто уже уплатил, а кто — нет. Пока в ящике ночного столика хватало денег на натурщиков и на коньяк, считалось, что бухгалтерия в порядке. Многие дожидались, пока освободится хоть один квадратный метр мастерской — школа всегда была переполнена.

— Кто первым пришел, тот и рисует первым, — такова была вечная шутка Ажбе, которая чрезвычайно нравилась и ему самому и тем ученикам, которые не могли заплатить за ученье.

Софи на цыпочках обогнула раскаленную печь и подошла к своему мольберту. Было тепло и тихо. Все работали. Радость наполняла грудь Михаэля. Теперь он с полным правом может считать себя художником, — это уже неоспоримый факт; кроме того, он может украдкой поглядывать на Софи, а она улыбается ему в ответ. Жизнь лоснилась и сверкала, как призовой бык.

Рабочую тишину нарушил скрип досок — на деревянной галерее появился Ажбе в подбитом мехом черном пальто с меховым воротником; черная меховая шапка высотой в четверть метра была низко надвинута на лоб. Приподняв спереди пальто, спадавшее до щиколоток, и держась за перила, Ажбе стал медленно, очень медленно спускаться со ступеньки на ступеньку, потом так же медленно подошел к ученику, волоча кривые ноги, как мальчишка, который учится бегать на роликовых коньках.

Просмотр рисунков, — чем и славился Ажбе и его школа, — начался с того, что он опустил на сорок сантиметров планку мольберта — ростом Ажбе был с десятилетнего мальчика. Ученики стояли вокруг и следили, как от каких-то двух штрихов у повисшей в воздухе фигуры переместился центр тяжести, и она стала на ноги.

— Вот, так сказать, — произнес Ажбе и медленно подошел к соседнему мольберту.

Этот ученик целую неделю провозился над наброском всего в ладонь величиной и тщательно заштриховал его. Ажбе медленно перечеркнул его рисовальным углем от левого плеча до правой ноги и изрек: «Ни костей, ни мускулов, ни анатомии, так сказать». После чего обвел набросок жирным контуром, и перед глазами изумленных зрителей, как живой, возник натурщик, стоявший на подмостках.

Ажбе был настоящим хирургом; оперируя работы своих учеников, он оперировал их самих. Некоторые умирали под его ножом и уходили из школы, а способные брали у него все, что только может дать учитель.

Следующий — черноволосый юноша с толстым носом и тощим, желтым, как слива, лицом так ушел в свою работу, что очнулся, только когда Ажбе ткнул его в плечо. Он рисовал не мужское тело, а женское, вернее часть его — от пупка до колен, в три раза больше натуральной величины. Ажбе, казавшийся в своем толстом меховом пальто совершенно квадратным и, несмотря на высокую меховую шапку, не достававший даже до груди своего ученика, хмыкнул глухим пьяным смешком и благосклонно признал:

— Хорошо, так сказать. Только незачем ходить к психиатру, сходите-ка лучше к какой-нибудь девице, так сказать.