Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 2

На следующий день из сообщения английского радио Матильда узнала, что прошлой ночью англичане бомбили заводы Фиат в Турине, теперь они объяты пожаром. Though nine bombers did not return, air-experts said the losses were not unreasonable in view of the weight of the attack. [5] Хотя девять бомбардировщиков не вернулись на свои базы, эксперты считают, что потери сравнительно невелики, если принять во внимание эффективность налета (англ.).

Матильда выключила радио, прошла в спальню Уэстона и открыла шкаф. «Девять самолетов сбито. Не сбит ли он?» У нее похолодело в груди.

Три года она ежедневно слушала и читала английские сводки и ждала известий от Уэстона, страшась получить официальное извещение со словами «killed in action». Даже письма, приходившие через много недель после того, как Уэстон их отправил, не избавляли Матильду от страха. Ведь в момент получения письма многодневной давности, где сообщалось, что Уэстон жив и здоров, его могли уже давно сбить. Все эти три года неизменным спутником Матильды был мучительный страх.

Матильда поняла, что человек не может привыкнуть к страху, если страх обоснован и если фантазия этого человека беспрерывно работает. С раннего детства Матильда жила в мире грез, именно это делало ее счастливой; но в последние три года воображение молодой женщины лишало ее покоя. Несчетное число раз она видела Уэстона погибшим; выдуманные картины смерти действовали на нее так, как будто они были вполне реальными.

В шкафу висели брюки Уэстона от его комбинезона. Мелкий ремонт своей машины он всегда производил сам, надевая синие рабочие брюки. Брюки вытянулись на коленях. Матильда прикоснулась пальцами к вытянувшимся местам, ей казалось, что колени Уэстона оставили свой отпечаток на материи. Как она ни противилась новой навязчивой идее, эта идея все больше овладевала ее сознанием. В конце концов Матильда высказала ее вслух:

— Колени Уэстона сгорели в Турине. — Теперь Матильда увидела перед собой пепел, в ужасе она захлопнула дверцы шкафа.

Потрясенная Матильда выбежала из дома без шляпы и сумочки. Мысль о том, что Уэстон разбился и сгорел в Турине, не оставляла ее ни на секунду.

Очнулась Матильда на оживленной улице, сама не понимая, как она очутилась в городе. Помнила только одно: в этот день она решила вычистить и проветрить костюмы Уэстона.

«Я увидела комбинезон и поняла, что его колени сгорели», — подумала она и побрела дальше, но тут же остановилась. «Неужели я сошла с ума?» Сжав губы, Матильда твердила: «Этого я не хочу. Не хочу».

Двое прохожих, по-видимому муж и жена, направляясь в кафе, обошли Матильду. Машинально она последовала за ними. Только после того, как кельнер спросил, что ей угодно, она сообразила, что сидит в кафе. Пришлось позвонить Марии, ведь у нее не было с собой денег.

За столиками беседовали о войне и, между прочим, о налете на Турин. Какой-то человек рядом с Матильдой говорил, что потеря девяти тяжелых бомбардировщиков означает гибель примерно ста отлично обученных летчиков, которых не так-то легко заменить. Матильда прислушивалась к разговору и думала: «И здесь столики из красного дерева, как в винном погребке на Глоккенгассе, пять».

Надев шляпку, Мария помчалась в город: она принесла хозяйке сумочку и заплатила за чай, к которому Матильда так и не притронулась. Матильда безропотно дала себя увести; она походила на сумасшедшую, убежавшую из психиатрической лечебницы, Матильда шла очень быстро, вытянув шею, — казалось, она задыхается.

Дома она сейчас же села за письменный стол. Она не может больше выносить разлуку с ним, она заболеет от страха. Ему уже сорок три. Человек в его возрасте после трех лет сражений безусловно вправе требовать, чтобы его отозвали из действующей армии.

Ведь Уэстон сообщил ей в свое время, что попал в авиацию только благодаря своим связям.

Но Матильда знала, что Уэстон не скажет «я не могу», если он еще может летать. Когда он получит ее письмо, ко всем его заботам прибавится еще одна — забота о ней. Нет, она не отправит письмо.

Тем не менее Матильда надписала адрес, запечатала конверт и наклеила марку. Она откинулась на спинку стула. Вот он держит ее письмо в руках. Она увидела лицо Уэстона, его растерянный, беспомощный взгляд и разорвала письмо.

Несколько недель она жила больше прошлым, чем настоящим. Каждое утро Мария клала газеты на полированный столик в передней. “Стопка газет все росла и росла. Матильда перестала читать военные сводки.

Проходя через переднюю мимо кипы газет, она переносилась в далекое прошлое: вот она стоит на шоссе, ожидая Уэстона. Он только что приехал с Явы и выходит из машины на крутом вираже.