Светлана Ермолаева: Страна терпимости (СССР, 1980–1986 годы)

Странный образ, будто вырвавшийся из глубин подсознания. О Боге, вроде, она никогда серьезно не размышляла, хотя и читала «Жизнь Иисуса Христа» Ренана. Правда, подумала мельком, когда освоилась с мыслью, что она жива и, наверное, теперь уже не умрет, что, видно, Бог ее спас ради ребенка, а может, еще ради чего-то, что она не успела сделатьв своей жизни. И все.

Остальные стихи в тетрадке были то безысходные, когда она вспоминала прошлое, то оптимистические, когда боролась со смертью и побеждала.

Это было, похоже, ее теперешнее настоящее: борьба и терпение. Опять терпение. Будущее не сулило ей радости, и она старалась о нем не думать. То обстоятельство, что она будет жить, и, как уверяла ее Зинаида Павловна, даже есть реальная возможность не остаться инвалидом, не могло быть поводом для радости.

Тем более, что ей предстояло еще одно тяжкое испытание, правда, через месяц, не раньше – операция на бедре, так называемое штифтование, то есть, соединение костей с помощью штифта или пластины из нержавеющей стали. Могла ли она радоваться, если положительная возможность могла повлечь за собой отрицательную: она снова отправилась бы туда, откуда выкарабкалась с помощью врачей.

Как выяснилось впоследствии, после того, как с Ксенией побеседовала в течение часа известная врачпсихиатр Попова, пытаясь извлечь мотивы поступка пострадавшей, она пришла к выводу, что, с медицинской точки зрения, у Ксении была глубокая душевная депрессия, перешедшая в черную меланхолию, и она находилась на грани психического расстройства. Обида на мужа мгновенно переросла в нечто большее, глобальное, когда мутится разум, и человек не владеет собой: состояние, близкое к аффекту. Человек не контролирует свои действия, хотя со стороны кажется, что он действует вполне сознательно. На самом деле все его действия совершаются на уровне бессознатель-ных рефлексов.

Вот почему в течение долгих месяцев после больницы Ксения настойчиво восстанавливала в памяти шаг за шагом, приведшие ее к трагедии душевной, едва не окончившейся уходом из жизни. И не только умом, но и творчеством – стихами, а затем и прозой она старалась постичь собственную душу, окружающих ее людей, свои взаимоотношения с ними и со всем окружающим миром. А пока – она нуждалась в полном покое и длительном сне, и никаких разговоров о прошлом. Вот почему ее пичкали сначала наркотиками, а потом психотропными препаратами, прописанными врачомпсихиатром.

За две недели нахождения в реанимации лишь однажды она испытала невыносимую боль во время пункции: откачки негодной крови, скопившейся в грудной полости от разрыва правого легкого. В один из дней в палате появилась невысокая, довольно подвижная и энергичная для своего пожилого возраста, ей было где-то за шестьдесят, женщина, светило нейрохирургии в Казахстане, а может, и во всем СССР профессор Азарова Евгения Андреевна. Ее сопровождали два молодых мужчины-ассистента.

– Ну-ка, мальчики, – весело обратилась она к ним, – при-поднимите эту красивую женщину!

Экзекуция началась в неблагоприятный момент: кончалось действие наркотика. «Мальчики» сначала посадили Ксению с помощью подъемной спинки кровати, потом начали клонить ее лицом вниз, то есть, загибать в салазки. В глазах потемнело от боли, теряя сознание, она едва успела выдохнуть:

– Подождите!

Когда очнулась, первым бросился в глаза огромный шприц, размером с тот, которым делали укол Моргунову в фильме «Кавказская пленница». Его, улыбаясь, держала в обеих руках Азарова. Теперь ассистенты бережно, почти нежно нагнули ее за плечи. Светило тут же оказалось за спиной, и под лопатку с хрустом вошла игла. Ксении показалось: вбили гвоздь. Боль была невыносимая, закололо сердце, но она, закусив до крови губу, сдерживала вопль. Она вспомнила, как совсем недавно сказала по телефону своей приятельнице Кире в ответ на рассуждения той, что «все у тебя, Ксеня, есть: и квартира шикарная, и мебель, и муж любящий и хозяйственный, и ребенок у родителей, это ли не счастье?» «Для полного счастья мне не хватает несчастья». Накаркала, вот и терпи. Физические страдания тоже несчастье. Вот и настрадайся вдоволь, чтобы не болтала что ни попадя в другой раз.