Петр Мохирев - Ссыльный край

Выпивать он начал с друзьями сначала по выходным, потом по вечерам, там появились и прогулы. Особой вины за собой не чувствовал, почти все мужики пили, такой образ жизни был на селе. Работал трактористом в леспромхозе, работу любил, но тяга к спиртному оказалась сильнее. Рабочих рук нигде не хватало, поэтому его сначала увольняли, потом снова брали до следующего загула, во всех организациях в Ворогово побывал, потом уже и брать не стали. А тут вот в начале августа Виноградов по старой памяти зашёл к нему, мол, на обрубку сучьев никого найти не может, кто-то ещё в отпуске, кто-то сенокос не закончил, может выдержишь один-два заезда, а там и со своими кадрами полегче будет. Трактористом уже давно никуда не берут, хоть обрубщиком сучьев взяли.

Жена с дочкой уже два года, как ушли от него, с пьющими мужьями очень тяжело жить. Какието женщины терпят, мучаются, а живут, но большинство всё же не выдерживают и уходят. Игнат, бывало, и дома не ночевал, какая разница где пьяному спать – дома, или у друзей – собутыльников. Но когда как-то жена домой на ночь не пришла, он понял, что всё, семейная жизнь закончилась. Никакого развода не было, просто жена собрала вещи и с дочерью ушла жить к своей матери, а через пару месяцев и вовсе ушла в другой дом, к другому мужику, женщине ведь тоже тяжело одной. Разрыв с дочерью он переживал тяжело, душа тянулась к ней, иногда, сидя за столом, он повторял про себя – «Лена, кровинушка моя, где ты»? А из глаз катились слёзы. Сколько раз он обещал сам себе бросить пить, дома остались голые стены, всё, что успели нажить, всё пропили с дружками. А Ленку надо забирать, вместе с матерью и другим отцом она жить наотрез отказалась и живёт сейчас со старенькой бабушкой при живых родителях. Поначалу она частенько забегала к отцу в родной дом, но что там делать, когда он был или пустым, или с пьяными мужиками.

Где-то возле уха запищал комар, потом ещё один с другой стороны, в отверстие от пули залетели гады, но отмахнуться не было сил, руки не хотели отпускаться от ружья. А может и не стоит так защищать свою жизнь, кому она нужна, жизнь алкаша и гроша не стоит. Ему ещё и сорока лет нет, а он уже под капельницей лежал, когда последний раз выходил из длительного запоя врач ему сказал, что сердце у него уже подсажено. А как же Ленка? И снова он чётко увидел перед собой её глаза в слезах, а губы шептали – «Папа, не пей». Да как же её одну оставить, ведь я же отец ей родной и пока живой. А пить ведь всё равно можно бросить. Ведь другие же бросают, правда гораздо больше от такой жизни умирают, но некоторых жёны возят в Бор, там врач есть, который кодирует от алкоголизма, и ничего, не пьют потом мужики. И я брошу, ради Ленки брошу, каким же поддонком я выгляжу в её глазах, надо её к себе брать, ведь есть же такие семьи, где отцы с детьми живут без матерей. А если снова потянут друзья, съезжу в Бор, никому ничего не скажу, попрошу аванса не много и съезжу, тогда Ленка обязательно ко мне вернётся.

К утру ветер стих, уже давно рассвело, сороки хозяйничали и громко кричали на помойке, пользуясь тем, что никого рядом из людей нет. В углу избушки пищали и шуршали мхом мыши. Игнат сидел в углу и смотрел, как луч солнышка, прошедший через оконное стекло, медленно полз по его ноге. Страх парализовал его волю, он так и просидел всю ночь в углу с ружьём в руках. Ночь была длинной и воспоминания длинными, многое он передумал, многое для себя решил, а главное, оставшуюся жизнь посвятить своей дочери, единственному существу, кто в нём ещё нуждается и кому он ещё нужен.

Солнечный луч медленно сполз с ноги, на улице ведь давно день уже. Сильно хотелось курить, большим усилием воли стряхнув с себя оцепенение, Игнат отпустил ружьё, слез с топчана и стал разминать отёкшие конечности. На стенах сидели пузатые, напившиеся крови комары. Хватит прятаться, хватит сидеть, надо выходить. Засунул в ножны тесак, взял в руки ружьё, патронташ уже не нужен, если зверь караулит его, то стрелять придётся в упор, и больше двух выстрелов всё равно сделать не успеешь, хоть и дробовые заряды, а защищаться надо.

Толчком ноги открыл дверь, выждал, прислушался, вроде никого, резко выскочил и, отойдя на десяток метров от избушки, обошёл вокруг неё. Нет зверя, видать испугался выстрела и убежал ночью, теперь можно посмотреть и следы. Мох в округе был вытоптан до песка и следы были видны хорошо. Долго топтался зверь возле двери, всё-таки чувство опасности сдерживало его, потом он сделал огромный прыжок, это уже от выстрела, а вот и кровь, значит, досталось мишке. Игнат медленно шёл по следу, дальше был мох и следы были практически не видны, зато хорошо виднелись тёмные пятна крови, здесь деревья были вырублены ещё в прошлом году и Игнат спокойно пошёл по следу. Зверя он увидел ещё издали, тот лежал в небольшой болотине, сразу за которой начинался лес. Медленно подошёл поближе, уши не торчат, над головой вьётся рой мух, похоже готов медведь. Игнат стволами ружья осторожно приподнял голову зверя, в груди зияла дыра от пули. Надо же – не глядя, одной пулей, через доску, кому расскажешь, так не поверят.