Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

Прошлым летом я отдыхала в одном южном санатории и там познакомилась с уже немолодым начинающим писателем, который в свои неполные пятьдесят ещё «смотрелся» и временами бывал понастоящему интересным при общении и добрым забавным шутником. Это милое обстоятельство нас как-то сразу сблизило, мы подружились той прекрасной дружбой, когда нравственная сторона доминирует над физиологией, и всё своё свободное время проводили вместе в разговорах обо всём на свете. Представляете: прекрасная лунная ночь, тяжёлое дыхание вечного моря, шорох прибрежной гальки под набегающей волной, и мы, беззаботно болтающие на разные темы с филисофским оттенком, ни к чему нас не обязывающие. Хрантиозно! Наверное, было в них что-то похожее на заумную философию дилетантов, а возможно, на поэзию декаданса, и жаль, что нынешняя молодёжь к этой поэзии в большинстве своём безразлична. И, как ни странно, тогда я с ним слишком много откровенничала и впоследствии жалела, что так беззаботно разболталась с малознакомым человеком. Признаюсь, он всегда был со мною предельно деликатным, но главное – умел с интересом, без притворства меня слушать, лишь изредка вставлял уместные замечания, это придавало нашему разговору большую доверительность и вызывало желание встретиться снова. Запомнился мне этот умный и интересный человек тем, что с ним никогда не было скучно, что он был умный и интересный. А главное, он не был навязчивым, и мне с ним было легко общаться. Нет-нет, только не надо думать об «этом самом». Никакого курортного романа, как это обычно бывает, или временного увлечения у нас не было и не могло быть. Мне это уже не интересно. Понимаете, в моём возрасте, далеко не старом, в отношениях с мужчинами на первое место уже выходит нравственная сторона: она во всём доминирует. А физиология незаметно, иногда с дискомфортом, уходит на второй план и вскоре вообще исчезает. Проще говоря, «физика» молодости и накопленный за жизнь интеллект медленно угасают, а чуть позже навсегда исчезают, как комета в ночном небе. Так и женский век. Был, жил, к чему-то стремился, чего-то достиг, а потом лишь падающей звездой чиркнул на ночном небосводе – и нет её. Сгорела без следа. Но вместо сгоревшей кометой жизни на земле ненадолго остаётся старушка-одуванчик со своими грустными воспоминаниями о прошлом, и больше ни-че-го.

Этот незабываемый месяц пролетел, как один день. Наше расставание было на удивление грустным и трогательным. Был тёплый день, накрапывал мелкий южный дождичек и в воздухе ощущался пряный запах освежённой дождём листвы, особенно магнолий. Мы уже длительное время стояли возле вагона и, грустно улыбаясь, как завороженные смотрели друг на друга; нас со всех сторон толкали спешащие пассажиры, а мы о чём-то говорили и не понимали смысла сказанного. Да это и не важно. Это оказалось для нас полной неожиданностью, но мы были до крайности взволнованы расставанием. Раздался третий звонок, кондуктор пригласила войти в вагон, и тут я порывисто обняла его и поцеловала в щёку. Видимо, от приятной неожиданности он густо покраснел и ответил затянувшимся поцелуем, хриплым голосом шепнул на ухо: «Я напишу вам…» Я молча кивнула в ответ и, не оглядываясь, вошла в вагон.

Он мне действительно вскоре написал. Вернее, прислал увесистую бандероль, чему я была немало удивлена и, придя домой, с волнением вскрыла её, с замиранием сердца начала читать оказавшуюся внутри рукопись.

Я её не прочитала, а проглотила за один раз, не отрываясь ни на минуту. А прочитав, в немом изумлении и оцепенении долго сидела на диване, затаённо прислушивалась к себе и не знала, что же мне теперь надо делать с этой рукописью, где была описана, в допустимых подробностях, вся моя жизнь до встречи с этим начинающим писателем. Он оказался во всём точен и аккуратен, описывая мою жизнь с моих слов, и ни в чём не слукавил. И всё же, всё же! Мне было неприятно и крайне досадно, что в той ситуации, слушая разболтавшуюся женщину, он не нашёл нужных слов, как художник, придать сочинению более благородное и приличное звучание. Хотя бы в некоторых эпизодах. Это ведь само собой напрашивалось.

Но он оказался, к моему удивлению, беспощадным человеком и описал мою жизнь только так, как слышал от меня, и понял всё услышанное в буквальном смысле. Слишком уж мало было ярких красок, полутонов, теней и полутеней, и их причудливого смешения, вышедшего из рук мастера, что только и создаёт гармоничный, законченный и запоминающийся художественный образ в произведении. А у него этого нет и в помине. И всё это, вместе взятое, создаёт довольно грустное впечатление от этой странной рукописи, виновницей появления которой я стала сама. Это произведение породили на свет те встречи с малознакомым человеком, с которым я позже рассталась навсегда. Ведь нас с ним ничто не связывало ни в прошлом, ни теперь. Так уж получилось, что моя не совсем удачно прожитая жизнь и отсутствие опыта в подобных делах, видимо, сыграли со мной такую неприятную шутку, и в результате я стала прообразом печальной героини этого грустного повествования.