Валентин Богданов - Раздумья в сумерках жизни

И хотя задачка показалась ему не такой уж сложной на первый взгляд, однако он целый день, каким бы делом ни занимался, постоянно размышлял о ней, стараясь понять её затаённый смысл, и, к стыду своему, никак не мог докопаться до её философского уклона, чёрт бы его побрал этот уклон, да ещё философский. По здравому-то уму, если мужик серьёзный и к старости сохранил в себе моральные и физические силы, то ему, само собой, будет подвластна и новая любовь, а если не сохранил силёнок, то прости и прощай любовь, и всё, что с нею связано. А связано с ней ох как много, даже слишком, так что лишиться этого для нормального мужика самая мучительная беда, и жизнь после этого у него будет безрадостной, как у пустынного странника, бредущего в тишине пустыни, без видимой цели и в тоскливом одиночестве. Не позавидуешь. Или взять другой пример, допустим любого космонавта. Запустили его в космос, крутанулся он там раз или несколько вокруг шарика, и если нет желания повторно там покувыркаться, то получай Героя, и солидную должность, и серьёзное денежное содержание. А после используй на всю катушку свои нерастраченные силы до конца жизни, и любовь никуда от него не денется, она за ним всегда покорно и неотвязно будет ходить. Да взять, к примеру любого генерала: как только припаяли к его погонам генеральские звёзды, то особо и не надо ему умственно себя тиранить на службе, а всего лишь строго спрашивать с подчинённых да нажимать на командном пункте нужные кнопки. При этом разумно сохранять свои силы, чтобы внешний вид у него был бравым, а лицо должно выглядеть как у буддийского монаха, гладким и розовощёким, с задорным блеском в глазах. Думается, что его силы и пенсионного жалованья вполне хватит на содержание и старой генеральши, не обременённой малыми детишками, и молодой кое-что перепадёт, если на склоне лет потянет таковой обзавестись.

Эти невесёлые мысли Василия одолевали лишь потому, что такая сытая жизнь просматривается только на самом верху, и не надо бы ему туда попусту задирать голову, чтобы всматриваться в чужую недостижимую жизнь. А внизу, где он копошится уже более полувека, совсем другая жизнь, не шибко радостная, но умеючи жить можно. Есть ли в его рассуждениях философский уклон, Василий Петрович не знал, да и не хотел знать, если бы внук не попросил ответить на простенькую задачку с философским уклоном, то он бы об этом и не задумался. В его время таких задач ребятне не задавали, у них тогда другое понимание смысла жизни было, далёкое от философского. В общем, философского уклона Василий Петрович так и не одолел, и решил внуку рассказать только о своих размышлениях по этому вопросу, а там пусть сам привыкает думать и находить философский уклон, если нужда в нём возникнет. И всё-таки остаток рабочего дня продолжал думать об этой въедливой загадке.

Особенно досадно было Василию Петровичу, что не ко времени ушёл в отпуск его непосредственный начальник, недавно назначенный мастер участка Сан Саныч. Ведь до чего башковитый парень – на любой вопрос ответит и толково подскажет, как исполнить любое порученное им задание. Уж он-то бы наверняка ему понятливо растолковал об этом философском уклоне, заданным внуком, загрузившим его старую голову этой морокой. В цехе Василий Петрович числился наладчиком станков разного назначения, а фактически был нарасхват по всем аварийным случаям, какие у них нередко случались. Нет, он был не просто наладчиком, но и мастером на все руки по самым необычным делам, не относящимся к его основной профессии. Начальник цеха частенько говорил во всеуслышание, что Василий Петрович заменяет в цехе семерых специалистов, и цены ему нет. Конечно, ему было приятно об этом слышать, но платили-то он ему чуть больше средней зарплаты, ну, хоть премиями никогда не обижали и этим компенсировали его небольшую зарплату. Но всё чаще чувствовал Василий Петрович, что тяжеловато ему стало тянуть эту нелёгкую лямку в семьдесят-то шесть лет. Наверное, не каждому из нынешних трудяг было бы под силу прожить такую трудную жизнь, особенно в послевоенные годы, и сегодня оказаться способным трудиться наравне со всеми и продолжать быть кормильцем большой семьи в эти суматошные годы разных несостоявшихся реформ. Это на словах просто выглядит, а на деле? И никто его и никогда другим специальностям не учил. Сам всему, чему хотел научился и добивался успехов в делах, благодаря своей природной смекалке, которая безотказно служит ему до сих пор. На днях, помнится, вставлял выпавший бриллиант в золотой перстень главного бухгалтера, по её слёзной просьбе. В благодарность же за сделанную работу она лишь кисло скорчила ему улыбку густо накрашенными губами и лениво выдавила из себя еле слышное: «Спасибо». Василий Петрович почему-то обиделся и с горькой досадой подумал: «Эх, туманы мои раз туманы…! Будь я чуть помоложе, вставил бы тебе, алогубая дорогуша, такой бриллиант, что помнила бы меня всю жизнь». А типерича он, Василий Петрович, мастер на все руки, для знакомых по цеху вроде как начинающий школьник – послушно исполняет просьбы, болезненно обидчив по любому пустяковому делу. Старость шкодит.