Анри Труайя - Рассказы

Она провела рукой по лбу, распустила сетку, стягивавшую волосы, и они вздыбились белой пеной вокруг лица. Она дышала с трудом, словно после тяжелого боя. Наконец, переведя дыхание, она вскричала с возмущением:

— Десять лет я переезжаю из гостиницы в гостиницу в поисках умирающего! Расположившись в гостинице, я сразу же навожу справки среди персонала, у местного врача, если он любит поговорить, и у торговцев. Вскоре я знаю обо всех легких и тяжелых болезнях всех клиентов. А те, о которых мне не хотят говорить, я выискиваю сама! Я слежу за тем, кто какие пузырьки и пилюли кладет на стол во время обеда. И по названиям лекарств определяю болезнь. У этого такое-то заболевание, потому что он принимает такие-то лекарства! Когда кто-нибудь сляжет, я как можно чаще справляюсь о его здоровье. Я интересуюсь его здоровьем, как своим собственным! Но хотите — верьте, хотите — нет, как только я поселяюсь в каком-нибудь доме, там сразу же перестают умирать! Это делается нарочно! Я приношу счастье, как божья коровка! Но иногда, стоит мне покинуть гостиницу, как я узнаю о смерти человека, на которого никогда не могла бы подумать! И эти постоянные разочарования меня деморализуют! Я — клубок нервов! Оголенных нервов! Пульсирующих нервов!

Она вдруг замолчала и схватилась за сердце.

— Что с вами? — спросил я.

Она странно улыбалась, прижмурив глаза и сжав губы. Она прошептала:

— Со мной ничего… а вот с другим… с другим…

Она взяла меня за руку.

— Мне кажется, что в гостинице кто-то заболел.

— Откуда вам это известно?

— Я не могу объяснить. Но за десять лет, как я дожидаюсь этого события, я стала так чувствительна, что чувствую малейшее недомогание человека, находящегося рядом!.. Ах! Оставьте меня одну!

— Что вы собираетесь делать?

— Помою руки и спущусь ужинать.

За ужином она ни разу на меня не взглянула. Но когда я вышел из-за стола, она тоже поднялась и последовала за мной в холл. Догнав меня, она пробормотала:

— Идите!.. Не останавливайтесь!.. Будто ничего не знаете… На нас смотрят… Когда мы пройдем мимо этих дураков, я сообщу вам интересную новость…

Мы вошли в салон. Она уселась, указала мне на кресло и сказала бесцветным голосом:

— Я не ошиблась: портье Эжен сегодня вечером ужасно кашлял!

— Грипп?

— Посмотрим. Гостиничная докторша ни о чем не захотела рассказывать. А ведь моя судьба висит на волоске!..

— Ну а вы сами как себя чувствуете?

— Я никак себя не чувствую, я приспособилась терпеть.

И вдруг, вперив в меня свой блуждающий взгляд, она изрекла:

— А ведь это унизительно, что ни говорите, зависеть от какого-то портье, быть привязанным к телу, дыханию, душе какого-то портье. Когда подумаешь, что в этой гостинице полно более приличных людей, которые могли бы заболеть вместо него! Например, эта девушка, играющая в бридж, или этот седовласый господин, читающий газету, или даже вы! Ах! Мне снова не везет! Пойду лягу! Спокойной ночи!..

На следующее утро она ждала меня внизу. С видом заговорщицы, с бегающим взглядом, втянув голову в плечи, она мне сообщила:

— 38,5. Озноб. Сухой кашель. Докторша говорит о пневмонии верхушек легких. Хотят пригласить специалиста из Женевы.

И она удалилась.

Но когда я вернулся с прогулки, она поджидала меня на крыльце:

— Сдает сердце. Мерцающий пульс. Хрипы. Тише!..

Теперь каждый раз при встрече со мной она подзывала меня жестом, уводила в угол и со счастливым и одновременно перепуганным видом сообщала:

— Желтые мокроты.

Или же:

— Замедленное мочеиспускание.

Или еще:

— Сухие хрипы.

На пятый день ко мне подошла женщина, которую я с трудом узнал. Под обильным слоем пудры проступал череп; глаза круглые и неподвижные, как у чучела животного:

— Уколы камфары и прочее… Он не протянет до утра…

Синие губы растянулись в механической улыбке.

— Вы знаете, что это значит для меня, — добавила она.

— Вы же не будете…

— А то не буду, как вы говорите, но мы уйдем… уйдем… и мне придется только подчиниться. За первой же смертью в гостинице последует моя смерть! Крак! (Она щелкнула пальцами, будто повернула выключатель.) Ну что же! Проводите меня до моей комнаты, при условии, конечно, что вы не станете меня по дороге уговаривать. Вы мне так нравитесь, когда молчите!

На пороге она протянула мне руку, и вдруг гримаса боли исказила ее лицо. Челюсть задрожала, и впервые в ее глазах я увидел слезы.