Дарья Бобылёва - Сборник произведений

Водогреев постоял немного на лестничной площадке этажа, который должен был быть последним. Поглазел в потолок, выискивая на нем следы потустороннего белого свечения. И пошел по лестнице, только не вниз, как следовало бы, а вверх. Туда, где, раз этаж последний, должен был располагаться чердак.

Участковый шел, и шел, и шел, пока не вышел неожиданно на очередную лестничную площадку. Она была какая-то немного не такая, как предыдущие, но в то же время Водогреев не мог сказать, что никогда не видел подобных лестничных площадок. Видел, и более того — совсем недавно.

Перед Водогреевым была коричневая дверь, рядом с дверью — звонок. Побороть подобное искушение еще не удавалось ни одному участковому.

За дверью Водогреев обнаружил бабушку боевого типа.

— Товарищ милиционер! — всплеснула руками бабушка. — Где же вы были?!

Участковый посмотрел на бабушку с плохо скрываемым недоумением и спросил:

— Это вы?

— Ну, как сказать… — кокетливо зарделась бабушка.

— Да как же это… — начал было изливать недоумение Водогреев. — Да через что же это я оттуда сюда и как вообще?!..

— Тс-с! — как воинственный суслик, свистнула на него бабушка. — Вы что, не слышите? У соседей балет передают. «Жизель»!

И, пританцовывая в такт музыке, уплыла в глубины своего жилья.

Водогреев осторожно прикрыл дверь бабушкиной квартиры. Держась за стенку, добрался до спуска в подъезд. Прокрался мимо почтовых ящиков. Зажмурившись, нажал пальцем на кнопку и вышел из подъезда.

Вокруг что-то шумело, чирикало и бибикало. Водогреев приподнял веки и убедился, что он во дворе, а на дворе — день, не слишком солнечный, но вполне белый. Одно оставалось непонятным — пропал ли он в подведомственном доме на целые сутки или же, напротив, вернулся в тот же день и час, из которого так опрометчиво ушел.

— Извините, гражданочка, а сегодня пятница? — спросил Водогреев у проходящей мимо дамы в чем-то нестерпимо леопардовом.

— Алкоголик, — через сочное «г» фрикативное, аппетитное, как фрикаделька, ответила дама, не оборачиваясь.

Водогреев пожал плечами, стер пот со лба и отправился жить — праведно и с удовольствием.

Ночь ярилась, и корневые системы молний пронизывали небосвод. Ветер дул со скоростью 17,5 метров в секунду, и далеко на севере, в Городе летающих собак, улицы наполняло жалобное повизгивание. Купец пятой гильдии Гнездило уже давно спал, при каждом ударе жестяного грома тело его вздрагивало и исторгало скромное спиритуозное облачко. Вспышки молний торопливо выхватывали из темноты медвежью шкуру, сундук с добром, коллекционные гусли-самогуды, распятые на стене, щедро посеребренную летами бороду Гнездилы и кошку, которой он перед отходом ко сну утеплил свой обширный живот. Гнездиле снилось, что он подмешивает в соль толченый сахар, и купец пятой гильдии тревожно почмокивал.

В самом темном углу комнаты, сразу за добротным платяным шкафом, начал сгущаться сомнительного происхождения туман. Постепенно он образовал правый локоть и верхнюю часть лица с чувствительно подрагивающим носом. Глубоко утопленные в кофейного цвета глазницах очи хищно впились в беззащитную пятку Гнездилы, торчавшую из-под одеяла. С недооформленного призрачного тела обильно стекала желтоватая слизь.

Первой, как и положено лицам четвероногого звания, неладное почуяла кошка, содрогавшаяся в мурлыканье на сонном животе купца. Вздыбив шерсть вдоль позвоночника, кошка поднялась на трясущихся от волнения лапах, всем своим видом показывая готовность защитить хозяина, но затем передумала и со сдавленным воплем шмыгнула под кровать. Гнездило жалобно замычал и пошарил рукой по опустевшему одеялу. Окончательно материализовавшийся призрак молниеносно скользнул к кровати и вложил хладные персты в руку купца. Машинально пожав их, Гнездило проснулся.

В неверном свете молний он увидел склонившийся над ним изможденный старческий лик, дополненный жидкой седой бородкой. Привидение куталось в мешковину и смотрело на купца с немым осуждением. Гнездило выхватил из-под подушки реквизированный с кухни тяжелый медный пестик и привычно благословил им ночного посетителя. Однако инструмент с противоестественной легкостью раскроил старичка надвое, после чего призрак, кряхтя, воссоединился и навис над трепещущим купцом. За окнами завывал ветер, а под кроватью — кошка. В недрах гладкого Гнездилова тела что-то тоненько забурчало в унисон.