Дарья Бобылёва - Сборник произведений

Редактор Х носил серый пиджак в «елочку» и шлейф затхлого запаха, характерного для занятых мужчин, не обдуваемых новыми веяниями. Крепкие ноги редактора Х уверенно состыковывались с землей, он был молчалив, равнодушен и только в курилке, блестя очками и посыпая лестничный гранит пеплом, включался порой в кратковременные споры о судьбах. Уверенность распространялась не только на контакт с поверхностью планеты — также редактор Х был уверен в себе, супруге, их общем небольшом будущем и в том, что он профессионально выполняет свои рабочие обязанности. Обязанности были скучны: он создавал «бегущую строку», мешающую просмотру новостных передач, и следил за ее правильным функционированием. Имя его осталось неизвестным потому, что практически никогда не появлялось в титрах.

Население, отвлекаясь на краткие сообщения о происшествиях и сказанных важными людьми фразах, которые всегда убегали в левый угол слегка запыленного экрана быстрее, чем их можно было полностью прочитать, не подозревало о существовании редактора Х. Олицетворением новостей для него являлся отутюженный диктор. Редактор Х тоже не думал о населении и презирал диктора, который мог допустить речевую ошибку и не покраснеть. Жизнь редактора Х была сосредоточена в буквах, которым надо было придать правильную последовательность, и юрких знаках препинания. За долгие профессиональные годы он выдрессировал их и себя так, что слова выстраивались в безукоризненную шеренгу еще до того, как до редактора Х долетал их смысл. Изредка замечая фотографии или видеоматериалы с мест особенно знаменательных событий, он бывал удивлен тем, что из людей вытекает кровь, а не высыпаются сухие четкие буквы.

Рабочее место обитания редактора Х было окружено вянущими женщинами и комнатными растениями. Женщины жужжали и шуршали, кропотливо собирая капли информации, а растения вырабатывали кислород и противостояли таинственному излучению компьютеров. Компьютеры жили своей жизнью, принимая в себя и рассылая нужным людям бесконечные вереницы букв, в которые были спрессованы пожары, смерти, эпидемии, встречи руководителей и изредка — курьезные случаи с участием животных.

Редактор Х был удовлетворен и, не нуждаясь во внимании окружающей действительности, почти не воспринимал ее. Доказательством того, что некогда он испытывал больший интерес ко внешнему существованию, служили две дочери, названные сладко-липкими именами в мечтах о жизни, отличающейся от стандартной. Со временем мечты усохли, а имена, опушенные пылью и ворсинками, как закатившийся под диван леденец, теперь вызывали у редактора Х и его жены снисходительный стыд за родную, но крикливую глупость своих прежних версий.

Устойчивая конструкция бытия редактора Х пошатнулась от загадочного воздействия внезапно, в один из тех моментов, что отведены для безмятежного не-ожидания. В тот вечер редактор Х, уместившись с пищей перед экраном, созерцал хорошо знакомую вереницу букв, пробегающую в районе дикторского стола, чтобы еще раз убедиться в ее стройности. Землетрясения, подозрения, заявления и повышения успокоительно скользили по влажной поверхности глазных яблок редактора. Диктор уже умиротворял зрителей рассказом о новозеландском исследователе, который, отчаявшись найти на острове святой Елены гигантскую уховертку, перед самым отбытием обнаружил ее дремлющей в кармане собственного походного рюкзака, когда редактор Х увидел противоестественное. На юрком синем хвосте новостной ленты ночным забором белели посторонние буквы, сливающиеся в полубессмысленное сочетание «МЕНЕТЕКЕЛ». Редактор Х уронил на комфортные брюки вилку и ощутил, как лицо его холодеет, а затем вспыхивает, мгновенно натертое перечным позором.

Мысль о собственной ошибке впилась в него, подобно невовремя подвернувшейся уховертке из детских историй, рассказываемых тихо и страшно. Панически шурша и пощелкивая, редактор Х провел дополнительный смотр предназначенных для этого вечера букв, однако шеренги их были привычно безукоризненны. Коллеги, впервые наблюдавшие зрелище взвихренного редактора Х, подтвердили, что по экрану действительно промчалось постороннее, но исчерпывающего объяснения дать не смогли. Даже начальство, испуганное бледно-сырным обликом слишком уважаемого за навыки и возраст редактора, не укорило его за вторжение «МЕНЕТЕКЕЛа», а снабдило чашкой с каплями, пахнущими разводом и очень поздно пришедшим домой родным человеком. Кусая чашку, он прослушал версии о виновном компьютере и оплошности неизвестного сотрудника, на которого добросовестность редактора Х распространиться не могла. Затем, неуспокоенный и сломленно тихий, он был выпущен на сине-оранжевую вечернюю улицу.