Элисон Скотч - Мелодия во мне

– А почему ты раньше мне ни разу не упомянул об этом нашем путешествии? – говорю я с упреком, закрываю глаза и пытаюсь представить себе, как это было. Эйфелева башня, Сена, уличные кафе, свежайший сыр бри, сытные ланчи, содержащие сплошной глютен. Красота!

– Да если честно, мне и самому только что вспомнилась эта поездка. Это ведь когда было… Еще в самом начале наших отношений. Многое, знаешь ли, забывается со временем.

Я согласно киваю. Мне ли этого не знать! А Питер между тем продолжает свое повествование:

– Признаюсь, я очень нервничал, когда мы летели туда. Тогда же угроза терроризма буквально витала в воздухе. Словом, мы поднатужились и полетели в Париж первым классом. Боже мой! Сколько же мы выпили вина, пока длился наш полет! А по прибытии нам еще вручили небольшие комплекты со всякими туалетными принадлежностями. По-моему, кое-что сохранилось до сих пор, стоит в нашей душевой. Словом, в Париж мы прилетели сильно под мухой. Сильно поддатые, но счастливые. Такое приятное состояние опьянения. Ну ты понимаешь меня. И тут ты принялась транжирить наш бюджет по-крупному. Настояла, чтобы мы остановились в «Георге V».

– А что это такое «Георг V»?

– Самый роскошный отель в Париже. Лучший из лучших!

– И у нас были деньги, чтобы жить там?

– Видишь ли, это у тебя были деньги. Разве мама тебе ничего не рассказала? А я ведь просил ее.

Я отрицательно мотаю головой. Сколько же еще всякого разного не сообщила мне моя дорогая мамочка!

– Дело в том, что твой отец, перед тем как уйти из семьи, оформил на тебя доверенность на управление всем его имуществом. Ты никогда не прикасалась к средствам, которые лежали на его счету… разве что единожды… когда вы с сестрой задумали открыть собственную галерею. Но поездка в Париж стоит того, чтобы на нее потратиться, сказала ты. И добавила, что никогда и ничего не делала лично для себя, поэтому и хочешь покутить на полную катушку. – Питер немного помолчал. – Тебе так хотелось в Париж, что я не стал тебя останавливать. К тому же, если бы за все платил я, то нам пришлось бы довольствоваться скромным номером за пятьдесят баксов в какой-нибудь затрапезной гостинице. И поэтому…

– И что этот отель? Сплошной декаданс, да?

Пытаюсь мысленно представить себе всю ту роскошь, в которой мы купались. Вышколенные горничные, немыслимой красоты простыни с ручной вышивкой по шестьсот долларов за штуку, шоколад и шампанское в номер до самой поздней ночи. Новая Нелл определенно одобряет такой образ жизни.

– По стечению обстоятельств нас поселили на одном этаже с Хью Грантом. Прямо подарок судьбы! – Питер весело смеется, и я тоже. На прошлой неделе мы с ним вместе смотрели «Ноттинг-Хилл», так что я более или менее представляю себе, о чем и о ком идет речь. – Ты вначале притворялась, что соседство со знаменитостью тебя совершенно не трогает. Но на самом деле готова была следовать за ним буквально по пятам. Однажды мы оказались вместе с ним в одной кабинке лифта, и ты тут же представилась. Грант был очень вежлив и предусмотрителен, а ты так разволновалась, что у тебя всю шею покрыло крапивницей.

– Не верю! – улыбаюсь я, но в общем-то в глубине души понимаю, что Питер не врет.

– Можешь верить, можешь – нет. Твое дело! Но бог свидетель, я говорю правду.

– Я что, по-твоему, похожа на тех дурочек, которые гоняются за всякими селебрити и вымаливают у них автографы?

– Да нет! Но ты же в то время была просто без ума от фильма с его участием «Четыре свадьбы и одни похороны».

– Надо мне посмотреть этот фильм! – восклицаю я и снова, уже в который раз, с горечью констатирую про себя: ничего не помню. Ровным счетом ничего! – Хорошо. Продолжай.

– Три дня мы шлялись из одного музея в другой: Лувр, д’Орсе, музей Оранжери… Оранжевый музей.

– Что за Оранжевый музей?

– Ну это я так шучу! Я же не говорю по-французски, вот и перевел название музея на английский язык. – Питер смеется. – Ты была неутомима! Таскала меня по городу с утра до поздней ночи! Искусство, архитектура, исторические памятники. Рассказала мне, что сама увлекалась живописью и много рисовала, но в тринадцать лет завязала со своим увлечением. А я спросил тебя тогда, может, передумаешь и снова начнешь рисовать. На что ты ответила: никогда! Кажется, на твое решение сильно повлиял отец. Я заметил, что тебе крайне неприятен наш разговор. У тебя моментально испортилось настроение, и я не стал задавать лишних вопросов.

Питер замолкает и начинает быстро-быстро хлопать ресницами, явно пытается смахнуть украдкой набежавшую слезу. Вот такой чувствительный мне достался муж, чуть что – и сразу в слезы. Эту его странность я уже успела заметить с той самой минуты, как вышла из комы.