Геннадий Пискарев - Под пристальным взглядом

…С самого утра мела метель. Пройдёшь по улице, а следа через минуту не видно. К ночи метель разыгралась ещё сильнее. В окошко, выходившее во двор, кто-то настойчиво барабанил. Яков тихонько слез с печки, вышел. На крыльце стоял Мишка Ковардаков, живший до войны Огори и знакомый Трошкину. Ближе к улице стояли ещё два человека.

– За тобой, Егорыч, – глухо сказал Ковардаков, – поможешь нести поклажу.

Шли лесом в направлении разъезда Березовский. Мешки давили плечи, снег слепил глаза. К железнодорожной линии подошли в полночь…

Четвёрка ушла километров за пять от железной дороги, когда раздался глухой взрыв, и в ночной тьме поднялось зарево.

– Готово! – воскликнул Мишка. – Что, Яков, хорош гостинчик мы преподнесли фашистам? Теперь можешь сказать, что принял первое боевое крещение.

…В мае сорок третьего года советские самолёты бомбили скопления фашистких войск под Брянском. Однажды отряду полицейских объявили, что немцами над Губиным болотом сбит самолёт. Нужно найти лётчиков.

Четырёхмоторный самолёт, разрывая серый туман, разостлавшийся над болотом, горел, как факел. Рядом с ним лежали два обгоревших человека. Третьего – капитана, изнемогавшего от ран, – немцы настигли в восьми километрах от бомбардировщика. Искали четвёртого, но найти не смогли.

…К Якову, пришедшему с облавы, подошла сестра Наталья:

– Знаешь, кого я видела в лесу? Лётчика, которого вы ищете.

– Врёшь!

– Точно. Он в ивняке хоронится. Я шла за хворостом и увидела его.

Яков Егорович бросился к лесу…

– Ну, брат, счастливый ты! – говорил потом рослый белокурый пилот Трошкину, когда тот, найдя его в лесу, привёл домой. – Ведь китель-то на тебе немецкий, я и выстрелил. Ладно промазал.

– Ты, Андрей, тоже в рубашке родился. Капитан твой на немцев нарвался, а ты на меня. Посидишь пока в подвале, а я свяжусь с партизанами.

Три дня и три ночи сидел лётчик в избе Трошкина. И всё это время никто не спал в доме.

…Яков с Андреем простились у трёх дубов. Расцеловались. Егорыч смахнул рукавом слезу, взглянул на разорванные унты пилота и снял с себя сапоги:

– Бери, Андрей, когда ещё попадёшь на большую землю, а ночи сейчас холодные.

Передо мной лежит пожелтевший от времени документ. Фиолетовыми чернилами ученической ручкой написано:

«Я, бывший комиссар Любохонского партизанского отряда Абрашин Николай Андреевич, подтверждаю, что житель деревни Гуда Огорского сельсовета Жиздринского района Калужской области Трошкин Яков Егорович имел связь с нашим партизанским отрядом с марта 1943 года.

Он регулярно предоставлял разведывательные данные о движении желездорожных поездов противника по линии Брянск – Жиздра.

Оказал помощь отряду в изыскании оружия. Им лично было доставлено два автомата и несколько винтовок.

Доставил советского лётчика, которого сбили во время налётов, конспирировал в своей квартире и сдал отряду для переправки через фронт.

Предупредил отряд за несколько часов о карательной экспедиции, которая уже следовала к месту расположения отряда в июне 1943 года.

Знаю Трошкина Якова Егоровича как человека, аккуратно выполнявшего наши поручения. Товарищ Трошкин вступил в немецкую полицию по нашему предложению.

О работе Трошкина знали командир Дятьковский партизанской бригады полковник Орлов, командир партизанского отряда Авдеев Е.Е. и командир отделения разведки Г.П. Акимочкин.

Подтверждаю: Трошкин Я.Е. за время совместной работы с отрядом проявил себя настоящим советским гражданином и патриотом».

…Спустя некоторое время я опять побывал у Трошкина. Сходил с ним вместе к трём дубам, вернее к двум. Один сгорел. Расщеплённый молнией в грозу, он лишился богатой кроны и теперь представлял собой почерневший столб.

– Вышел боец из строя, – промолвил Яков Егорович.

– Ничего он росток даст, – сказал я.

– Вот, говорят, книжка «Партизаны Брянщины» есть. Так там будто про Орлова упоминается. Верно? – спросил Трошкин.

– Упоминается в двух местах.

– А про наш отряд ничего не пишут?

Да ведь в брянских лесах действовало 139 партизанских отрядов! В одной книжке не расскажешь.

Ярко светило солнце, играя на новенькой медали Якова Егоровича, полученной совсем недавно. Седые от старости дубы стояли величественно и спокойно, как солдаты в почётном карауле.

Директор восьмилетней школы Семён Тимофеевич Прокопкин живёт в стареньком отцовском доме. На высохшей, жёлтой, как янтарь, деревянной стене его избы висят на незатейливой цепочке карманные часы. В доме есть будильник, на противоположной стене тикают симпатичные ходики. И тем не менее, Семён Тимофеевич ежедневно заводит старенькие с обшарпанной крышкой часики. Они дороги ему особо.