— Тук, тук. — Сана вошла в спальню с белой коробкой в руках.
Я задремала, поэтому нехотя подняла голову с подушки и сонно пробормотала:
— Который час?
— Четыре часа дня. — Она поставила коробку на стол. Я изо всех сил попыталась сесть на кровати, беспокоясь, что лицо покраснело от слез. Мои глаза все еще были опухшими.
На Сане были свободные серые брюки и белая футболка, на ногах — кеды. Она не была худой или толстой, у нее были округлости там, где это нужно, а руки ее были жилистыми. В ее теле чувствовалась сила. Она пахла улицей, была вся пропитана свежим воздухом и солнечным светом.
— Тебе нужно поесть. — Это было не предложение, почти приказ. Из коробки она достала тарелку со сдобной выпечкой и пирогами, а также креманку того, что она назвала шафрановым кремом. Чтобы освободить место на столе, она отодвинула в сторону книги, в том числе и «Приключения в Диетлэнде». — Если не поешь, заболеешь.
— Ты сама это приготовила?
— Ты что, шутишь? — сказала она, укладывая нож, вилку и чайную ложку на маленькую салфетку. — На Седьмой авеню есть иранская пекарня, которая мне нравится. Подумала, куплю-ка я тебе всяких вкусностей.
Я ценила ее доброту, но также чувствовала себя беззащитной.
— Мне нужно умыться. Вид у меня тот еще.
— Не торопись, — пропела Сана мне вслед, когда я пошлепала в ванную.
В ванной я почувствовала острую необходимость принять душ, обмыть себя с головы до пят. Я стояла под струями горячей воды, вдыхала насыщенный паром воздух намного дольше, чем нужно было. У меня не было возможности подставить свое лицо ласковым солнечным лучам, но и массажные струи воды были ничего.
Когда я вернулась в спальню, выпечка, пироги и крем были красиво расставлены на столе, но Сана куда-то ушла. Я взяла один из аккуратно нарезанных кусков пирога — белоснежный бисквит, глазурь и посыпка из измельченных фисташек — и откусила немножко. Прожевав, я почувствовала кардамон и привкус розовой воды — я прикончила угощение тремя быстрыми укусами. Блаженство заполнило меня, приятное тепло разлилось по желудку, там, где раньше была пустота. Я была так близка к раю, что слышала трепет ангельских крыльев за своим плечом.
Я ела и ела. Я вновь подумала о птенчиках, разевающих клювики, но теперь не в таком мрачном контексте. Ведь это было не то же самое. Я не считала калории. У меня не было времени на расчеты. Я всегда ненавидела математику. Я набивала рот слоеным тестом с медом и орехами, поглощала жаренную во фритюре выпечку со сладким сиропом, который приятно разливался во рту, угощалась мягкими печеньями с миндалем и кокосовой стружкой, обмакивая их в шафрановый крем. Волны удовольствия пробегали по телу. Больше никаких электрических разрядов. Мои вялость и апатия угасали с каждым кусочком, и я вновь почувствовала себя человеком.
Когда я доела все, то погладила руками живот. Губы сами расплылись в улыбке. Через несколько минут мне захотелось пить, так что я зашла в кухонный уголок и выпила два стакана воды. Когда я выходила с кухни, я услышала, как звуки в комнате Марло стали громче, а потом внезапно прекратились.
— Сана, ты здесь? — позвала я.
— Да!
Впервые за все время я шла по темным коридорам в круглую комнату сытая, довольная и не страшащаяся того, что меня там ожидает. Сана была там, на одном из стульев в центре комнаты.
— Не понимаю, как ты можешь выдерживать все это, — сказала я.
— Я думаю об этом как о посещении церкви.
— Теперь ты меня окончательно запутала.
Я вдруг поняла, что такое происходит часто, когда я разговариваю с обитательницами «Дома Каллиопы».
— Ты же знаешь, христиане верят, что Иисус умер за их грехи? И делают вот так? — Она кое-как перекрестилась. — Для меня эта комната как церковь. Напоминает мне главную правду о моей жизни. Иногда об этом следует напоминать.
Я не ответила, лишь вопросительно посмотрела на нее, намекая, что все еще ничего не понимаю. Она поднялась со стула и подошла ко мне.
— Мы с тобой никогда не будем выглядеть так, как женщины «должны» выглядеть.
«Мы с тобой». Всего за несколько недель до этого такое сравнение повергло бы меня в отчаяние, но теперь я понимала ее точку зрения.
— Думаешь, мы похожи?
— В каком-то смысле да. Мы отличаемся от других тем, что все могут видеть нас. Такими, какие мы есть. Мы не можем скрыть себя или подделать. Мы никогда не сможем соответствовать стандартам общества о том, как женщина должна выглядеть и как она должна себя вести. Но зачем делать из этого трагедию? Мы вольны жить так, как сами хотим. Если захочешь принять это, освободишься.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу