Сарей Уокер - Диетлэнд

Он не стал спорить. Я слышала, как он спустился по лестнице и хлопнул дверью в подъезд.

Следующее мое свидание было с Джеком. Согласно заметкам Джины, он был доцентом на кафедре литературоведения в Нью-Йоркском университете. Я подготовилась к встрече, как и к предыдущей — макияж и доспехи из утягивающего белья, хотя на этот раз я замазала синяк на губе небольшим количеством консилера. Таким образом, я полностью завершила «трахни меня»-макияж. Вот только я сомневалась, что Джек захочет заниматься со мной любовью. Он будет таким же, как Престон.

Мои кисточки и карандаши в беспорядке лежали на полке ванной, но я не стала их убирать. Наоборот, я решила продолжить. Я нанесла на лицо пудру самого светлого оттенка, который только смогла отыскать в косметичке, прямо поверх так тщательно вбитых мной тонального крема и румян. «У тебя бледная кожа. Как лепестки белой розы», — сказала Джулия в нашу первую встречу. Но теперь она была не просто бледной, а мертвецки белой, разве что немножко отливавшей перламутром. Я потянулась к лакированной пудренице со специальной черной пудрой, которую надо было смачивать водой — такой подводят глаза, чтобы сделать роковой взгляд, как у Клеопатры. Но я пошла дальше: размазала пудру по верхнему веку до самых бровей, да еще на нижнем веке наляпала. Я добавляла слой за слоем, пока глаза не стали похожи на зловещие пустые глазницы, зияющие в черепе. Губы уже были накрашены «Сочной сливой», помадой, которую мне подарила Джулия, но я нанесла пудру и на губы, чтобы они стали темными, пурпурными, как губы кого-то, кто долгое время был лишен кислорода. Когда я отошла от зеркала, чтобы осмотреть результат, Джек уже стучал в дверь.

— Минуточку, — крикнула я, проскальзывая, если так можно про меня сказать, в белое платье с фиолетовой отделкой.

Когда я отрыла дверь, за ней стоял еще один типичный белокожий мужчина, на этот раз блондин.

— Ты…

— Плам. Да, это я.

Я не была уверена, но он, похоже, даже не заметил макияж. Он, казалось, не знал, куда смотреть: его глаза бегали по сторонам, он смотрел на дверную ручку, на часы, на туфли — только не на меня. И сглатывал. Часто. Наконец, он поднял глаза и осмотрел тело, пытаясь принять меня. Мы едва прошли один лестничный пролет, когда он заговорил:

— Слышал, ты работаешь в модном журнале.

— Да, это так.

— Не обижайся, но ты совсем не в моем вкусе. Меня привлекают… другие женщины. Ничего не имею против тебя лично. Мне вот не нравятся рыжие. Не то чтобы ты рыжая, но… Ты же понимаешь, о чем я.

Мы стояли у подножия лестницы, всего пара шагов до парадной двери. Он не хотел, чтобы его видели с такой, как я.

— Знаешь что. Забудь про ужин. Иди домой, — ответила я, а затем добавила: — Ты тоже не в моем вкусе. Выглядишь как девчонка.

Он откинул со лба светлый завиток. Я поднималась по лестнице, зная, что он наблюдает, как двигаются мои булки, как рука скользит по перилам, слышит, как я тяжело дышу при подъеме. «Жирная сучка», — сказал он мне вслед.

Запыхавшись, я развернулась и глянула на него сверху:

— Если хочешь меня оскорбить, тебе придется придумать что-нибудь пооригинальнее, блондинчик. Я пуленепробиваемая.

Благодаря «Новой программе баптисток» моя чувствительная сторона начала обрастать своего рода невидимой защитной, словно кольчуга, коростой.

Оказавшись в квартире, я заперла дверь и затаила дыхание, пока не услышала, как захлопнулась дверь внизу. Я стянула колготки, сняла платье, «Тростинц», лифчик. Смыла весь хэллоуинский макияж и прибралась на полках в ванной. Есть мне не хотелось, но я взяла-таки крекер, отломила уголок (15 ккал) и положила на язык.

— Жирная сучка, — сказала я.

Я собиралась встретиться с Александром в барбекю-ресторане в Бруклин-Хайтс. Я снова надела белое отрезное платье, замыв подол в раковине — черные следы превратились в грязно-серые. Для этого свидания я сделала легкий макияж и не стала надевать «Тростинц». Идти на крайности не было необходимости. Александр был слепым.

Когда я прочла заметки Джины, я заинтересовалась. Мне всегда было любопытно, каково это — иметь слепого парня. Наверное, слепому человеку было бы приятнее гладить пышное тело с округлостями, чем натыкаться на торчащие из-под кожи кости.

В такси по дороге в ресторан меня накрыла волна тошноты. Опять проявления абстинентного синдрома, конца и края которому было пока не видать. Измученная, я откинулась на спинку пассажирского сиденья.