Ксения Букша - Счастье-то какое! (сборник)

– Опа! – глаза его лихорадочно заблестели, он радостно присвистнул и расплылся в улыбке. – Знакомые всё лица! Ведь это про тебя писали, что ты стырила бутылки? Нет, реально пришлось горбатиться по сто часов за жбан? Ну ты попала! Значит, на свободе? С чистой совестью? Слушай… тут мой корешок на краю могилы, мотор у него шалит, – он показал на друга, а тот закивал головой, жалобно улыбаясь, и схватился за печень. – Возьми нам пару фанфуриков?

– Что?

– Два пузыря боярышника! Нас туда не пускают, а с твоей физией везде зеленый свет… Пару флакончиков – пока этот сударь не окочурился!..

Второй вагабонд застонал и прислонился к стенке. Ну прямо вылитый мой стародавний приятель Олег Севастьянов в роли Эстрагона из пьесы Беккета «В ожидании Годо». Пыхтя и тяжело вздыхая, он принялся зачем-то стаскивать ботинки и театрально шевелить пальцами ног.

А надо заметить, с возрастом у меня появился какой-то бзик. Вот я слоняюсь по улицам и переулкам детства, юности, забредаю в кафешки, жую овсяные коржики, слушаю музыку, глазею на прохожих и – экая идиотина! – в девчонках и мальчишках вдруг узнаю своих одноклассников и однокурсников, причем еле сдерживаю себя, чтобы не вскочить, не побежать, не окликнуть…

«Олег Севастьянов!» – проносится у меня в мозгу. Кто может ещес таким неимоверным усердием стаскивать башмак, с такой безрассудной надеждой заглядывать внутрь, шарить там рукой, переворачивать и трясти и пытаться потом на земле отыскать хоть что-то, рожденное голой пустотой.

Вот-вот зазвучит реплика Владимира:

– …Давно уже… я спрашиваю себя… кем бы ты стал… без меня… Ты бы сейчас был просто мешком с костями, можешь не сомневаться!

– Возможно, – произнесет не спеша Эстрагон. – Мне помнятся карты Святой Земли. Цветные. Очень красивые. Мертвое море было бледно-голубым. Лишь только взглянув на него, я чувствовал жажду. Я говорил себе: «Мы поедем туда на наш медовый месяц. Мы будем плавать. Мы будем счастливы».

– Тебе надо было стать поэтом, – это Диди.

– Я им был, – Гого (Эстрагон) показывает на свои лохмотья. – Разве не видно?…

В театре Ермоловой во время спектакля, который я раз двадцать смотрела, не меньше, зрители толпами поднимались и покидали зал, громко хлопая дверьми.

Буфетчицы жаловались Олегу:

– Что вы там показываете? Они уходят до антракта, не покушав. Кто такой Беккет? Публика спрашивает у нас, а мы не знаем!

В «Гамлете» он сыграл тень отца Гамлета. В фильме «Смиренное кладбище» исполнил роль могильщика. В областном ТЮЗе играл пьяницу в пьесе Горького «На дне». Он звал меня «светом своих очей», писал мне письма и сочинял стихи.

Я вытащила из кармана кошелек. Тот был пуст, как башмак Эстрагона.

– Мы их потеряли? – спрашивает Диди.

– Мы их разбазарили, – отвечает Гого.

– А ты просто так возьми, – сказал мне Диди. – Заглянешь, вроде по делу, а там, в углу, слева, коробки, только что привезли и поставили, я видел.

…Не будем тратить время на пустые разговоры, – всплыл в моей памяти скорбный беккетовский монолог. – Сделаем что-нибудь, раз представляется случай. Не каждый день мы бываем нужны кому-то. Конечно, призыв, что мы услышали, адресован не нам, а всему человечеству. Но в этот момент и на этом месте человечество – это мы, нравится нам или нет. Воспользуемся, пока не стало слишком поздно. Достойно представим те отбросы общества, с которыми сравняла нас беда.

Я открыла дверь и вошла в аптеку. В окошке за стеклом сидел рыжий провизор и смотрел на меня: чего, мол, надо? Не узнал, уже хорошо. А кто будет читать извинения, тем более без портрета? Я так волновалась, что названия лекарств повылетели у меня из башки. Спокойствие. Где наша не пропадала? Везде пропадала! – как говорит старик-отец.

– Мне, пожалуйста, панангин, – твердо говорю, пытаясь унять дрожь в коленках, – анальгин, аспирин, санорин, валерианку, пустырник, валокордин, валидол, фитолакс… Долголет, нестарин и, – чуть не выпалила я напоследок, – …геронтодог.

Последнее время я часто беру эту троицу: долголет – учителю, нестарин – себе и геронтодог сеттеру Лакки. Главное, не перепутать – кому что!

Аптекарь пошел шарить по ящичкам. И тут возник образ неких вихревых сил, меня словно подхватило восходящим потоком – в конце концов, общая картина уже нарисована в пространстве и во времени, мы видим только малую ее часть, и выбора нет, есть только уникальная возможность! Сама не помню, как я оказалась в углу около пирамиды коробок. Верхняя была приоткрыта, я сунула туда руку, схватила три пузыря и выскочила на улицу.