Ринат Валиуллин - Кофе на утреннем небе

– Нельзя же быть такой откровенной.

– Почему нельзя?

– Потому что больно, – пододвинула она стакан с чаем Марине.

– Ложь – это боль, а правда – нет, это не боль, это возможность её контролировать. – Марина в ответ раздвинула ещё шире пакет с конфетами, приглашая на экскурсию на шоколадную фабрику. Фантики были на любой вкус.

– Ага, это её цветочки. У нас похожие диагнозы, как мне кажется. Я тоже всему верю. Я верю абсолютно бескорыстно. Не то что бы я такая доверчивая, просто у меня нет времени просчитывать остальные варианты, хочется жить, наслаждаться, не включая логики.

– Я понимаю. На самом деле мне пришлось уйти.

– То есть в конце концов он тебя выгнал?

– Нет, перевёз меня в другую свою квартиру, поменьше. Надо отдать ему должное, поступил по-мужски, без скандалов и без судов, – ловко отделяла семя от чешуи Марина и отправляла его в рот одно за другим. Запах подсолнечный делал купе уютным и простым до плацкартного.

– Знаешь, почему люди ночью закрывают глаза? Они ждут поцелуев. Вообще он неплохой был мужик. Никогда не обижался, что бы я ни выкинула. Как он сам говорил: «Мужчина может обидеться на женщину только по одной причине: чтобы простить». Но этого мне показалось мало, скучно стало всё как-то, пресно, обрыдло и самое главное – бесперспективно. Отношения с мужчинами были, и всегда странные. В том самый момент, когда я уже готова была в них разочароваться и качнуться в сторону лесби, они вдруг начинали боготворить меня. Механизм был прост: их сводили с ума женщины на грани.

– Ты ушла? – глотнула она горячего чая и стала выбирать конфету. Взяла в руки одну большую, развернула и быстро проглотила целиком.

– Уйти я не смогла, я уехала.

– Уехать от любимого то же самое, что взять отпуск за свой счёт, – рассуждала она, пытаясь одновременно жевать сладкий шоколадный букет. Слова тонули в тягучей массе, отчего речь её стала немного медленнее, переключившись на пониженную. – Вот, я уже несколько лет в отпуске.

– Так он, значит, всё ещё был любимым?

– Конечно, это мне и помогло. От нелюбимых уходить ещё сложнее. Сама пуста и погружаешься в другую, но тоже пустоту. Почему ты ушла? – растворила она конфету и запила чаем. – Я даже знаю ты скажешь: Женщине необходим уход… Хотя бы для того, чтобы видеть как ею дорожат. Но ведь, – увлеклась рассуждениями вслух Тома, – может быть такое, что просто он тебя разлюбил?

– Скорее всего, – погрузилась в своё Марина.

– В любом случае, – задержалась на этом случае Тома, – что делать, если ты живёшь с человеком и чувствуешь, что он тебя не любит? Ноги. Мужики не понимают одного, что женщина – это цитата! Чем больше о ней думаешь, тем глубже раскрывается смысл их жизни, – сделала она акцент на последнем местоимении.

– Пошлость? – недоверчиво посмотрела на стройные ноги, сверкнувшие бёдрами из-под юбки своей попутчицы Марина. Те решили поменять позу, и сбросив тапочки, поднялись на полку. Там они вытягивались, до тех пор, пока не упёрлись в стенку.

– Слишком короткая юбка на выдающихся ногах – это не пошлость. Пошлость – когда тебе звонят из туалета и говорят, что любят, а после этого возвращаются в бар слюнявить другую. Может, покурим? – остановила поток своих слов Тома.

– Ты же не куришь?

– Я ещё и не пью, – кивнула головой Тома в сторону остатков коньяка в бутылочке 0,25, которые покачивались, то и дело меняя угол атаки на стенки сосуда. – А когда-то я любила его, кажется, даже сильнее чем себя. Теперь я точно знаю, что это была настоящая любовь, – налила она себе немного коньяку и выпила.

– И как она выражалась?

– Матом. Так мог выражаться только любящий человек. Именно этот факт и стал ключевым. Я была уверена: у него кто-то есть.

– Как ты догадалась?

– Он стал подозрительно обходительным. Любезным. Он стал обходить меня там, где раньше мог бы растерзать, – добавила себе ещё коньяку Тома. – Что бы они ни говорили, мужчины никогда не разбирались в женщинах. Не успеешь ещё подумать, а их сладкие красивые слова, словно маленькие человечки, уже разбирают постель, куда непременно должно нырнуть моё тельце, будто душа уже дала согласие.

– Куда мы сегодня пойдём?

– В парк.

– Опять?

– А что?

– Однообразно, как у трамваев.

– Надевая на себя эту осень, я никак не подозревал, что обнаружу в её карманах тебя: рыжую, бесстыдную оторву, – признался я Алисе.

– Сам ты рыжий, – метнула она в меня собранные ладонями в один гербарий следы осени.