Лара Вапняр - Пока еще здесь

Как раз на прошлой неделе, когда они гуляли вдоль берега на Стейтен-Айленде, Вика хотела было объяснить все это Эрику. Но как говорить о таких вещах ребенку? День был на удивление мягким, а ветер сильным, но не холодным. Они шли в сторону низины, к своему любимому местечку для пикника, но из-за прилива там почти не было сухой земли. Вика двинулась по мшистой ломкой тропинке из сросшихся мидий. “Мам, ты же ранишь мидий, неужели ты не слышишь?” – сказал Эрик. Она отступила в сторону и намочила ноги. Эрик помчался на пляж и приволок из кустов здоровенное бревно. Бросил в воду, чтобы Вика могла по нему перейти, как по мостику. Она улыбнулась и хлопнула Эрика по плечу. Он тоже ее хлопнул. Ей было так хорошо, и подумалось, что не надо ничего ему объяснять, что он и так понимает. На свой лад, но понимал он ее лучше, чем кто-либо.

Второй раз Вика ударила Эрика прямо у Замка.

Родители сгрудились перед входом, напряженно следя за дверями, что Сонтаги, что пригородные, без разбору. Детей начали выпускать где-то без двадцати час группками по десять-двенадцать человек. Эрик вышел один. Он не сразу ее увидел; остановился, вертя головой из стороны в сторону, всматриваясь в толпу. Она окликнула его и помахала рукой. Он помахал в ответ.

– Мне жарко, – сказал он.

Она пощупала его лоб, волосы были мокрые.

– Ну как там? – спросила Вика. – Трудные задания?

Эрик кивнул. Он выглядел слегка ошалевшим, но не расстроенным. Даже как будто испытывал облегчение. Вика сочла это хорошим знаком.

– Ты на все ответил?

– Ага.

– А как сочинение? Что за тема?

– Ничего, не очень трудная.

– Так, а тема-то какая?

Он вздохнул.

– Окей, все, не буду расспрашивать. Лучше не спрашивать, чтобы не сглазить, верно?

Он кивнул. Она улыбнулась и поцеловала его в макушку. Он считал, что целоваться на людях неприлично, но в макушку стерпеть можно.

– Окей, пойдем-ка отсюда, – сказала она.

Они прошли тележку с хот-догами. Эрик взглянул на Вику. Обычно она не разрешала есть хот-доги из уличных тележек, но эти очень вкусно пахли, а она так проголодалась, и потом Эрик тоже наверняка голоден.

Она купила два, оба с горчицей и кетчупом.

Эрик уже собрался откусить от своего, но Вика вдруг заметила, что он без шапки.

– Где твоя шапка?

Он наморщил нос.

– А! – ответил он. – Я положил ее в карман.

Она вытащила из кармана шапку, и на землю полетел розовый листок бумаги. Она наклонилась и подняла его.

– Вступительный бланк? Что он делает у тебя в кармане? Вступительный бланк? Разве ты не отдал его людям на входе? Вступительный бланк? Почему он у тебя?

Лучше бы она продолжала задавать эти вопросы, чтобы оттянуть его ответ, который уже был понятен, о котором она сразу догадалась.

– Ты не стал сдавать тест, да?

Он сгорбился и заплакал, так и держа в руке хот-дог. Он что-то бормотал, тихо, скороговоркой. Что он просидел все время в туалете. Что он не хочет идти в эту школу. Что этот Замок жуткий. Что все там ботаники. И уши у них странные. Что он не хочет ходить в школу со странными ботаниками со странными ушами.

Ее поразило, как громко прозвучала пощечина. Он уронил хот-дог. Они оба глядели, как тот приземлился на тротуар, выплеснулся кетчуп, выскочила сосиска. Люди смотрели на них, но ей было наплевать. Она смотрела на Эрика. На его щеке горел красный след от удара. Она наблюдала, как он наливается цветом. Она хотела убежать, спрятаться, выть и рыдать во всю мочь.

Она протянула Эрику свой хот-дог.

– Держи, – сказала Вика дрожащим голосом.

Он взял и поднял на нее глаза. Она не могла поверить, но в них была жалость.

Он отломил от хот-дога половину и протянул ей.

Вика вдруг вспомнила, что он как-то сказал, когда ему было лет пять-шесть. Она вошла в ванную, он чистил зубы над раковиной. Они только что сильно поссорились.

– Иногда я тебя не люблю, – сказал Эрик и сплюнул в раковину – Вика помнила этот голубой пенистый плевок. – Но даже когда я тебя не люблю, я все равно люблю тебя больше, чем не люблю.

Сказал и принялся дальше полоскать рот. Он был очень маленький. Едва доставал до раковины.

От его доброты разрывалось сердце.

Все началось со звонка по скайпу. Сергей работал на Вадиковом макэйре – предпочитал его своей старенькой “тошибе”, у которой по всему экрану шла трещина после падения на каменной лестнице, в подвале стейтен-айлендского дома. Он уже полтора месяца жил у Вадика и теперь доделывал черновой прототип “Виртуальной могилы”. Раскадровка и шаблон каркаса были готовы, и Сергей был ими вполне доволен, хотя то, что получилось, очень отличалось от первоначальной задумки. Ведь он хотел воскресить личность умершего при помощи того, что оставалось после него в социальных сетях. Сергей вспоминал о своем пьяном изложении этой идеи на новоселье у Вадика в Морнингсайд-Хайтс: “В наше время человек – это то, каков он в соцсетях”. Сам-то он никогда не был большим поклонником социальных сетей и едва ли там появлялся, но был уверен, что для большинства людей так оно и есть. Теперь же, прочесав тонны чужих твитов, постов и сообщений, чтобы протестировать разработанный алгоритм, Сергей в социальных сетях разочаровался. Его не на шутку поразило, насколько чрезмерно сокровенными и при этом на удивление безличными были почти все эти записи. Люди делились собственными диагнозами или диагнозами родственников, описывали, как протекает болезнь, постили фото своих детей в больничных койках, во всех подробностях рассказывали о расставаниях с партнерами, перечисляли все ингредиенты завтраков и ужинов и докладывали, как организм отреагировал на означенные завтраки и ужины, признавались, что либо “невероятно счастливы”, либо “раздавлены” из-за политических событий, которые их никоим образом не касались. Эта избыточная информация и избыточные реакции казались ему фальшивыми. И гладкость изложения тоже. Сергей все еще верил, что можно уловить сущность человека через социальные сети; проблема только, что она хорошенько упрятана, зашифрована в умолчаниях, недомолвках, опечатках и потому абсолютно непроницаема для его алгоритма. “Виртуальная могила” отлично справлялась с тем, чтобы извлечь онлайн-голос умершего, но совершенно не была способна прорваться к его или ее настоящему голосу.