Джордж Сондерс - Десятое декабря [сборник]

Ее жирное лицо с тоненьким мазком помады излучало жестокость и невежество.

– Боюсь, что мы его в конце концов не возьмем, – холодно сказала Мари.

Какой вой подняла Эбби! Но Джош – ей придется потом похвалить его, может быть, купить ему Пакет расширения для «Итальянского хлеба» – прошипел что-то сестре, после чего они пошли прочь из захламленной кухни (мимо чего-то вроде коленчатого вала на противне, мимо сушеного красного перца, плавающего в жестянке с зеленой краской ), а хозяйка дома трусила следом, говоря, постойте, постойте, можете взять его бесплатно, пожалуйста, возьмите – она и в самом деле хотела, чтобы они его взяли.

Но Мари сказала нет, они не смогут взять его сейчас, она чувствовала, что человек не должен что-то иметь, если он не может обеспечить своей собственности надлежащий уход.

– Ох, – сказала женщина, вся обмякнув в дверях; за одно ее плечо цеплялся щенок.

Сев в «лексус», Эбби тихонько заплакала, повторяя:

– Нет, правда, для меня это был идеальный щенок.

Щенок и в самом деле был хорошенький, но Мари ничуть не собиралась потакать дочери в такой ситуации.

Нет – и все.

Мальчик подошел к забору. Если бы только она одним взглядом могла сказать ему, «Жизнь не обязательно будет всегда такой. Твоя жизнь, может быть, расцветет во что-нибудь замечательное. Это может случиться. Это случилось со мной» .

Но тайные взгляды, взгляды, которые передавали целый мир смыслов своим тонким бла-бла-бла, – все это была полная ерунда. Не ерундой был звонок в Агентство защиты детей, где у нее была знакомая, Линда Берлинг, такая дама церемоний разводить не станет, увезет этого несчастного малыша с такой скоростью, что тупая голова жирной мамаши завертится, как юла.

– Бо, через секунду вернусь! – прокричала Келли и, разводя кукурузные стебли вовсе не щенячьей рукой, шла и шла, пока не осталось ничего, кроме кукурузы и неба.

Он был такой маленький, когда она поставила его на землю, не шевельнулся, только принюхался и упал.

Да какая разница – утонуть в пакете или умереть от голода среди кукурузы? Тогда Джимми не придется это делать. У него и так забот по горло. Мальчишка с волосами до пояса, с которым она когда-то познакомилась, превратился в старика, сморщенного от забот. Что касается денег, то у нее припрятано шестьдесят. Двадцатку из этих шестидесяти она даст ему и наплетет типа «Люди, которые купили щенка, были очень симпатичные».

Не оглядывайся, не оглядывайся , мысленно повторяла она, несясь по полю.

Потом она прошла по Тилбэк-роуд, словно спортивной ходьбой, как леди, которая ходит каждый вечер, чтобы быть стройной, только ей до стройности как до луны, она знала, а еще она знала, что при спортивной ходьбе не носят джинсы и незашнурованные ботинки. Ха-ха. Она была не какая-то там дурочка. Просто неправильно выбирала. Она помнила слова сестры Линетт: «Келли, ты достаточно умна, но ты склонна к таким вещам, которые не приносят тебе пользы». « Ну, да, сестра, это точно» , – сказала она в уме монахине. Но какого черта. Какого дьявола. Когда с деньгами выправится, она купит себе приличные кроссовки, займется ходьбой и станет стройной. И пойдет в вечернюю школу. Похудеет. Может, с помощью медицинских технологий. По-настоящему стройной она никогда не будет. Но Джимми она нравилась такая, какая есть. И он ей нравился таким, каким есть. Видно, это и есть любовь: тебе нравится человек таким, какой он есть, и ты делаешь, что можешь, чтобы он стал еще лучше.

Вот как теперь: она помогала Джимми, облегчала его жизнь, убивая что-то, чтобы он… нет. Она делает одно: она уходит, уходит от…

Что там она только что сказала? Так здорово у нее получилось. Любовь – это когда тебе нравится человек таким, какой он есть, и ты делаешь, что можешь, чтобы он стал еще лучше .

Вот Бо далеко не идеален, но она любит его таким, какой он есть, и пытается помочь ему стать лучше. Если им удастся его сохранить, может, он с годами выправится. Если выправится, может, он когда-нибудь заведет семью. Вот же он сидит сейчас во дворе, сидит себе тихонько, смотрит на цветочки. Довольный, постукивает своей битой. Он поднял голову, помахал ей битой, улыбнулся своей улыбкой. Вчера, когда его заперли в доме, он был совсем несчастный. Закончил день ревом в кровати, так его выбило из колеи. А кто придумал это дело, благодаря которому сегодня было лучше, чем вчера? Кто любил его так сильно, что до этого додумался? Кто любил так, как никто другой в мире не любил?