Чингиз Айтматов - На солнечной стороне [Сборник рассказов советских и болгарских писателей]

Посыпались цифры, тяжелые грузовики далеко разносили их эхо. Далеко укатилось оно и вернулось издалека; и уже не затихало на этой земле ранее неведомое ей эхо. Не затихло оно ни через год, ни через два года…

А тем временем из других областей приезжали делегации посмотреть на совершенное чудо, тем временем появилось в областном центре неоновое освещение на улицах, появился в городе и театр. Все были довольны театром — кроме Марии, которая стала с непонятной ревностью относиться к артисткам. Особенно к одной, русоволосой.

В этот день они встречали гостей. А после обеда заседали. К вечеру они обследовали снесенные кварталы — весной здесь предстояло начать строительство гостиничного комплекса. Бай Продан не отходил от секретаря ни на час — радостный и оживленный. Потом они направились к театру, где их должна была ждать Мария. Они шли пешком, наслаждаясь прохладой вечера, машина двигалась в отдалении. Неожиданно рука старика остановила секретаря:

— Послушай, сынок, ты вроде бы поверил в то, что мы все хотим, чтобы ты навсегда остался у нас? А ты всего лишь гость.

— Что тебе ответить, бай Продан? — произнес Гербицид. — Думаю, что я не переоцениваю себя… Но и считать меня гостем нет причин. Я уже доказал это…

— Ты так считаешь? Тем лучше, сынок. С твоим авторитетом ты сможешь еще многое для нас сделать. И каналы можешь провести.

— О каналах мы уже говорили, бай Продан! И с глухими разобрались, и со слепыми…

— Но я-то не глухой и не слепой. Твоя система годится только для такой почвы, как наша.

— Мы же богатеем благодаря ей! В других местах богатеют от другого.

— Ладно, не кипятись. Виноват! Но я, виноватый, хочу, чтобы ты уцелел — ради области.

Гербицид остановился. На этот раз сам. И снова посмотрел прямо в глаза высокому старику. Он внутренне словно снова взвешивал его на своих весах.

— Не тяни меня за язык, — произнес бай Продан, — послушай опытного человека, береги свой дом и свою семью. Если они рухнут, рухнет и вся твоя стратегия… Ты ведь — партийный работник.

— Какая стратегия? От чего я должен оберегать свою семью? Мы с Марией живем дружно.

— Не знаю, сынок…

Секретарь хотел возразить, ему вдруг захотелось даже показать, что он носит в портфеле среди бумаг. А носил он массивный дверной замок из кованого железа. Он сам его сделал не так давно, в спокойные дни, в авторемонтной мастерской. Спокойные и веселые пальцы придали металлу красоту. У них с Марией было трое детей, а так как не было такого места, куда детям не разрешали входить, то этот замок должен был развеселить Марию. Конечно, Мария будет долго смеяться, но он так уставал последнее время на работе, что все время забывал вынуть из портфеля свой замок-шутку. Сейчас, остановившись среди площади, он уже засунул было руку в карман, но сейчас же вынул руку — это не для чужих глаз.

— Не знаю, сынок, как тебе поступить, — снова заговорил старик, — но считаю, что тебе стоит выгнать эту русоволосую артистку. Вчера она заходила ко мне…

— Кто? — воскликнул пораженный Гербицид. — Русоволосая?

— Да нет же! Твоя жена была! Мария…

— И что?

— Ничего, пожаловалась… А ты приструни эту, русоволосую…

— За что же, бай Продан? У меня на то никаких причин нет.

— Эх, сынок. Все можно, если захочешь… Каких людей приструнить смог, так о ней ли думать…

Они не поняли друг друга. И времени у них на это не было, они уже подходили к театру. Со ступенек им махала рукой Мария. Уже прозвенел второй или третий звонок, и зрители были внутри.

Гербицид тяжелым шагом пересек площадь, тяжело поднялся по ступеням. Взяв Марию под руку, он поднял отяжелевшие веки, посмотрел на жену и почувствовал, что она взвешивает его на своих черных весах.

— Не волнуйся, — тихо произнесла она, пока они приводили себя в порядок в гардеробе. — Я не злопамятна. Важно, чтобы человек осознал, правда?.. Ты весь взмок, если бы ты знал, как я рада этому поту… Нет, нет, наши места слева… Ты не можешь мириться с ложью… Я ведь вижу, что ты мучаешься… Нам вот сюда…

Гербицид послушно шел за женой, глядя в сторону. Послушно кивал, послушно потел и послушно повторял для чего-то:

— Абсурд, это невозможно! Нет, нет, нет! Что за абсурд? Разве я похож на легковесного человека? Я, который себя чуть не извел!.. Нет! Абсурд!

Они сели, когда в зале уже погас свет. И тогда Мария спросила, жарко дыша ему в ухо:

— Ты принял меры, правда? Вместо нее будет играть другая? Не смотри на меня так, прошу тебя… Все на нас смотрят…