Александр Снегирев - Призрачная дорога

– Не получается! – крикнула сиротка, бросив осколок в сторону.

– Можем на другой тарелке попробовать, – произнёс мой рот, и мозгу оставалось лишь удивляться вдогонку.

Сказанного не воротишь – я достал икеевскую тарелку с трещиной.

Сиротка принялась что-то выводить на ней, прикрывая от меня надпись.

Когда она закончила, я попросил посмотреть.

Она отвернулась, как когда-то с мороженым в цирке больших зверей, но всё же показала.

На тарелке было написано «баба».

Не очень понимая, педагогично ли поощрять пусть виртуальное, но всё же уничтожение родной бабуси, я позволил сиротке грохнуть «бабу» о пол.

Она сначала протянула тарелку мне, но я отказался: её «баба» – пусть сама и бьёт.

Удар вышел не слишком сильным, но достаточным, чтобы «баба» раскололась пополам.

Полагая, что этим дело ограничится, я сильно ошибся.

Страсть сиротки к швырянию предметов нашла выход.

Она не успокоилась, пока не расправилась со второй «бабой», а затем с Пелагеей с четвёртого этажа. Последнюю пришлось в буквальном смысле добивать.

Добивала сиротка с озорным неистовством.

Понимая, что познакомил малышку со счастьем разрушения, я встревожился.

Но не слишком.

Мне всё нравилось.

Звон на весь дом, собака забилась в угол, а мы знай себе колотим посуду, превращаем надоевшее в прошлое.

Хорошо, Кисонька была на работе, не видела.

Как же я хотел чтобы сиротка заодно расколотила других своих благодетелей.

Интеллигентную москвичку и статного украинского спортсмена.

Но она такого желания не изъявила.

Когда я всё же многозначительно спросил, не хочет ли она избавиться ещё от кого-нибудь, она задумалась и кивнула.

Я поискал в буфете очередную тарелку и, не найдя дешёвой, скрепя сердце предоставил китайскую с драконом.

Сам напросился, никто меня за язык не тянул.

Сиротка долго карябала, а потом, не показывая мне, швырнула.

Собирая осколки, я не смог удержаться от составления дракона воедино.

Вместе с драконом сложилось слово «мама».

После разгрома сиротка помрачнела.

– Не подходи ко мне, – сказала она.

– Почему?

– Я воняю бабкой.

– Ты приятно пахнешь, – возразил я.

– Убери от меня руки!

– Я и не собираюсь тебя трогать.

– Подкачался бы, что ль, – сказала сиротка ехидно. – Ручки тонкие.

– Нормальные руки…

После шабаша с битьём посуды непросто сразу переключиться на обсуждение собственной физической формы.

– Вот у него руки сильные, крепкие, – сиротка обхватила саму себя и мечтательно прикрыла глазки.

– У кого?

– У него, – с многозначительной назидательностью произнесла сиротка и отвернулась.

– Он тебе больше нравится?! – Я схватил её за плечи и повернул к себе.

Она смотрела на меня с вызовом, будто ждала удара и торжествовала от этого.

– Зачем ты к нам приезжаешь, если он тебе нравится больше?

– Ты сам ко мне приезжаешь. Ты и твоя жена. Вы привозите меня к себе, играете со мной, реализуете родительский инстинкт. Вы сами всё это затеяли!

Неправдоподобные слова для маленькой девочки.

Я и сам не верил своим ушам.

Не поверил, что слышу это.

Не поверил, что она это говорит.

– Я пахну бабкой! – зло улыбнулась сиротка.

Она понюхала себя и сморщила носик.

– Бабка! – крикнула она и сбросила кофточку. – Бабка! – Она стащила юбочку и осталась в колготках.

Я боялся, что она наступит на маленький, незамеченный мною осколок.

Я хотел, чтобы она порезалась и заплакала. Чтобы устроила истерику, а я бы ей ещё наподдал.

Она схватила чашку с остывшим чаем и вылила себе на голову.

Она лежала и плакала, а я говорил ласковые слова.

Её блестящую мокрую спинку покрывали тёмные волосики. Волосики лежали витиеватым узором. Я вытер её полотенцем и волосики встали дыбом.

Мы с плотником вышли на крыльцо помочь выгрузить вещи дочери.

За нами последовали остальные – всем хочется проветриться.

Кисонькино вмешательство коснулось не только устройства дома, но и окружающей местности.

Далёкий забор существенно придвинулся, превратившись из ладного и нового в старый и щелястый, как штрихкод.

Обширный газон с куртинами сменился заросшей полянкой.

На полянке…

Работяг, которым я поручил выкопать яму под деревце, Кисонька пощадила. Всё это время они усердно трудились и погрузились в землю по плечи.