Нола никогда не боялась змей, хотя ей казалось, будто их к ней тянет. Вот и сейчас она увидела затаившуюся ленточную змею [94] Ленточная змея — небольшая безвредная неядовитая змея с полосками вдоль спины, обитает в Северной Америке.
с желтыми полосками и красной линией у пасти.
— Привет, красавица. — Змея бесшумно изогнулась под полкой с книгами и брошюрами, а затем замерла, будто принюхиваясь. — Я могла бы поговорить с тобой не хуже, чем со священником, — подумала вслух Нола. — Он не идет, и я не думаю, что он хочет меня видеть. Думает, я слабая. В любом случае я осталась с этим наедине. Мне самой не нравится ход моих мыслей, но я не могу спорить сама с собой все время, не так ли? С Мэгги все будет хорошо, после этого она только расцветет. Лароуз испытает облегчение. А у Питера, знаешь ли, появилось ко мне сложное чувство, в котором любовь смешалась с ненавистью. Он действует мне на нервы, и у меня нет сил его терпеть. Знаю, мне, конечно, не стоит так много спать. Кто заметит старый зеленый стул? Только змея. Ты или та, что забралась на мою ирисовую клумбу, когда я прощалась с моими цветами перед сном. Когда думаешь о том, что тебя здесь скоро не станет, мысли становятся такими лихорадочными, сумбурными, да? И солнце заглядывает в окно. Его лучи бьют в глаза. Ах, как хорошо быть живой — хотя бы для того, чтобы увидеть, как теплые солнечные лучи льются в окно во второй половине дня, а их свет падает на туфли. Или услышать, как шипит пар в трубах отопления. Его звук утешает. Может быть, я ошибаюсь и вижу не то, что думаю. Под этой полкой нет змеи, это просто кусок темной нейлоновой веревки.
— Нола!
— Я просто жду. Думала, вдруг у вас найдется для меня минутка.
Отец Трэвис стоял в дверях. Это тревожный знак, подумал он, что она появилась после того, как попыталась его шантажировать. Можно было ожидать от нее больше здравого смысла. Возможно, что она всерьез подумывает о самоубийстве. Ему стоило бы перестать сравнивать обычных людей с погибшими морскими пехотинцами. И ему не следовало смеяться.
— Я оставляю дверь открытой, видите? И больше не тыкайте в меня грудью, ладно?
— Хорошо, не буду, — пообещала Нола.
— Как вы?
— То лучше, то хуже.
Отец Трэвис вздохнул, оторвал бумажное полотенце, бросил ей через стол. Нола потянулась, поймала его и приложила к лицу.
— Мне не нравится направление моих мыслей, — печально проговорила она.
— Я слышал все, — произнес отец Трэвис.
— Я приняла за змею вон тот кусок веревки под вашей полкой.
Они оба посмотрели под полку — там ничего не было.
— Возможно, там все-таки была змея, — проговорил отец Трэвис. — Они любят трубы парового отопления.
— Конечно, любят, — улыбнулась она. — Не знаю, почему я думала, что это веревка.
Отец Трэвис ждал, не скажет ли она еще что-нибудь. В трубе отопления раздавались шипение и резкий металлический звук.
— Веревка, — проговорил он. — Почему именно она?
— Понятия не имею.
— Потому, что у вас есть насчет нее какой-то план?
Она молча кивнула.
— И этот план — повеситься?
Она замерла, а потом пролепетала:
— Пожалуйста, не рассказывайте никому. Тогда его у меня могут забрать. Мэгги уже меня ненавидит. Я за это ее не виню, нет, а ненавижу только себя. Я очень, очень плохая мать. Я позволяла Дасти уходить из дома, не смотрела за ним. Я послала его в постель, потому что он нашалил, следы его пальцев были по всему дому. Он забрался в шкаф, где я хранила конфеты. Он любит… любил шоколад. Я убрала его подальше, но Мэгги помогла ему туда забраться. В тот день она не пошла в школу, потому что была нездорова… или просто притворялась больной. Она подговорила его напроказничать, и я отправила его спать. Но он сбежал.
— Вы вините Мэгги?
— Нет.
— Вы уверены?
— Может быть, винила вначале, когда была сама не своя от горя. А теперь нет. Я плохая мать, это так, но если я стану постоянно ее обвинять, это будет… я даже не знаю… катастрофа, верно?
— Да.
Нола пристально посмотрела на свои ладони, лежащие на коленях.
— Но обвинять все время саму себя тоже было бы катастрофой.
Ее голова закружилась, перед глазами вспыхнули желтые пятна. Она осторожно положила лоб на стол.
— Я кричала на него, отец Трэвис. Кричала так громко, что он плакал.
После того как Нола ушла, отец Трэвис посмотрел на стоящий на столе телефон. У нее, несомненно, был план, но то, что она рассказала ему про последний день в жизни Дасти, казалось, сняло тяжесть с ее души. Она показалась разумной, и это, на его взгляд, исключало возможность того, что сейчас она может решиться на отчаянный шаг. Попросила его не рассказывать ни о чем Питеру, чтобы не добавлять к бремени мужа еще и свои проблемы. Это причинит ему боль, сказала она. Отец Трэвис в этом не сомневался. Но бедняге было бы еще хуже, если бы его жена покончила с собой. Он снял трубку с рычага. Но потом положил обратно. Нолу окружала такая светлая аура, когда она вышла из его кабинета в своих белых кроссовках. Ее шаг был таким легким и упругим. Она обещала поговорить с ним, если ее снова начнут посещать мысли о том, чтобы наложить на себя руки.
Читать дальше