Даниэль Кельман - Слава

Вернулась фрау Раппенцильх, чтобы их забрать. По дороге в институт она развлекала их историями об уличных нападениях и грабежах. В городе, по ее словам, было очень опасно. Взбудораженный, Лео достал блокнот.

В зале института собрались в ожидании тридцать два немца. Лео поднялся на кафедру. Как обычно, вся подавленность и обремененность тут же улетучились. Он стоял, выпрямив спину, и мудро рассуждал о варварстве и культуре, о шуме, о крови, об опасностях – Элизабет заметила, что под влиянием впечатлений, полученных за последние дни, он отклонился от заранее заготовленного текста. Даже когда он импровизировал, фразы его были составлены идеально, а вокруг столь плотно сгустилась энергия, что невозможно было отвести взгляд. Тут завибрировал ее сотовый, и она поторопилась выскочить в коридор.

Его высокопревосходительство, сообщил ей сотрудник аппарата государственного секретаря, не отказывает ей в беседе. Подробности станут известны на следующий день. Заверив собеседника в глубочайшем почтении, Элизабет перезвонила Морицу. Тот сказал, что к процессу подключилось министерство иностранных дел, но возлагать особые надежды на политиков не стоит, да и у немецкой разведки в этом регионе мало людей. Придется действовать самостоятельно.

Когда она вернулась, Лео как раз закончил. Зал аплодировал. Он подписал с десяток книг, три раза ответил на вопрос, как ему в голову приходят такие идеи. Спустя всего ничего фрау Раппенцильх, вдруг разнервничавшись и раскрасневшись, поторопила их к выходу. Генеральный консул ждет, прием уже начался!

– Почему они вечно задают мне этот вопрос? – шепотом поинтересовался он, когда они уже сели в машину. – Насчет того, как мне в голову приходят такие идеи? Что это вообще за вопрос такой, что мне на него отвечать?

– А что ты отвечаешь?

– В ванне.

– Что?

– Что они приходят мне в голову, когда я принимаю ванну. Им этого достаточно. Они даже рады. Эй, погляди вон туда! Там афиша с Ральфом Таннером. Повсюду этот Таннер! От него даже на другом конце земли не спрячешься. Мы с ним познакомились в том году. Та еще обезьяна! О, а это что? – он нагнулся вперед и тронул фрау Раппенцильх за плечо. – Что это? Глядите! Там что, кого-то грабят?

Фрау Раппенцильх обернулась, но они уже проехали, и скопления людей было не видать.

– Вполне возможно, – ответила она. – Такое здесь часто случается.

Лео что-то записал в блокноте.

Резиденция генерального консула располагалась на холме, возвышаясь над дрожащим морем огней большого города. Черное небо низко нависало над головой, на нем не было ни звездочки. Слуги в ливреях сновали туда-сюда с подносами; повсюду были одни только немцы – серьезные, с прямыми спинами, напряженными лицами, будто застывшие с бокалами в руках. Лео тут же окружило пятеро мужчин; она не могла не заметить, как Рихтер ищет ее взглядом. Глаза у него горели от ярости. Казалось, от него волнами исходила разрушительная энергия, настолько мощная, что ее должны были ощущать все присутствующие.

– В ванне, – как раз произносил он в этот момент. – Все, что мне когда-либо приходило в голову, посещало меня именно в ванне. Всякий раз.

Ей преградил путь худощавый мужчина и, протянув руку, произнес:

– Фон Штюкенброк. Очень приятно!

Элизабет понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что собеседник только что ей представился. Тем временем подошел второй и также произнес:

– Очень приятно, Беккер.

– Зейферт. «Маннесман», – произнес третий. – Я возглавляю местное представительство «Маннесмана».

И он пустился в рассуждения о том, как прочел недавно в поезде последнюю книгу Рихтера, следуя из Бебры в Дортмунд. Весьма любопытно, не правда ли?

– Весьма, – ответила она, пытаясь выискать на его лице намек на иронию, на остроумную шутку, хоть на что-нибудь.

Штюкенброк поинтересовался, как такие идеи приходят в голову ее супругу.

– Кому? О, простите, он вовсе не… Когда он принимает ванну.

– Ах вот как! – промолвил Беккер.

Все трое наклонились поближе.

– Все его идеи, – пояснила Элизабет, – приходят ему в голову, когда он в ванне. Иначе не бывает.

– Возьму на заметку, – произнес Зейферт.

– Вы у нас в первый раз? – поинтересовался Беккер.

Она кивнула.

Беседа сошла на нет. Мужчины молча стояли рядом, закоснелые, словно мающиеся в темнице собственного я, завязанные внутри узлом, занесенные судьбой в совершенно отвратительное местечко вдалеке от их не менее отвратительного дома. Элизабет открыла было рот, но затем снова закрыла; сказать ей было нечего. Такое чувство, что она вынуждена была разговаривать со стиральными машинами, пожарными гидрантами или роботами, с которыми невозможно было найти общего языка. Тут зазвонил телефон. Впервые за несколько дней она испытала облегчение. Сделав извиняющийся жест, она поспешила наружу.