— Пасиба, дядя Дэниел. Бальшое пасиба. — Приблизилось свирепо замаскированное личико, и холодные губки купидона запечатлели мокрый поцелуй. — Мамочка-а-а-а! Дядя Дэниел п-инес еще ста-ашую ка-атинку и цветные как-а-андаши на день а-ажденья! — И Уинсом умчалась в вихре плаща и кудряшек.
Дэниел подобрал себя с пола и похромал вслед. Второе нападение, которое надлежало пережить при посещении семейства Фетцей, было, по крайней мере, предсказуемо и более благодушно. Оно случилось в кухонной двери, которой достиг Дэниел, а осуществил его Ларио Фетц, который вскочил, вздымая кухонный стол, со стула и, словно возбужденная горилла, обхватил Дэниела своими огромными ручищами. Сердце Дэниела перестало биться в неистовых объятиях Ларио, и только последующее интенсивное похлопывание по спине запустило его вновь.
— Дэниел! Черт побери! Как я рад тебя видеть, товарищ! Ты, должно быть, замерз и голоден. У нас полно горячей пищи, и очаг пылает… — Очаг и правда пылал. В середине лета.
— Это Дэниел? Ларио, надо его чем-нибудь покормить, — заботливо грозивший палец предвосхитил появление Алисон из кладовки.
Дэниел не в силах был говорить, пока Ларио ни отпустил его смещающим ударом по плечу.
— Я ел. Честное слово, ел, — запротестовал он, но Ларио уже разжег плиту, воскрешая сковороду с каким-то вязким рагу.
— Совсем немного. Туземное блюдо. Невероятно питательное.
Кухонный стол, казалось, слегка колебался, пока Дэниел приближался к нему неуверенным шагом. Позвоночник его все еще помнил удар крокетным молотком в передней, питоново объятие Ларио помутило ему зрение, кровь стучала в висках. Уинсом уже вовсю трудилась над блаженным Катбертом Севрским, зачирикивая его посредством оранжевого карандаша.
Усевшись между дочерью и бывшим мужем, Алисон обняла обоих.
— Спасибо, что пришел, Джиндж.
— Пасиба, — рассеянно произнесла Уинсом.
— Рад тебе, клянусь Богом! — снова закричал Ларио, рьяно схватил кочергу, словно готовый к убийству умалишенный, и принялся шуровать ей в камине, явно собираясь предать кого-то смерти на каминной решетке. Все в Ларио Фетце было больше, чем жизнь. С берета Че Гевары на макушке до подошв армейских башмаков, он был шести с половиной футов роста, смуглый и сама сила, весь бородатый и волосатый, как его хорватские предки, и такой же неутомимо изобильный. Его взгляд на жизнь был освящен склонностью племени его сицилийской матери к свержению всех и всяческих правительств, законов, финансовых систем и агентов принуждения. Ни больше ни меньше. Людей он осыпал «товарищами» и «фашистами» в зависимости от его мгновенной оценки их отношения к решительному свержению решительно всего. После того как он вынес приговор, никакие последующие сведения, идущие вразрез с приговором, не могли его изменить. Работать — означало укреплять капитализм, и потому Ларио не работал и называл себя художником-агитатором. В свои сорок пять лет он был глубоко иррационален.
Неспособный к мирным действиям, Ларио запустил кочергу в ящик с углем.
— Читал о тебе в газете. Чудесно! Уничтожение организованной религии — это сердцевина нашего дела. Прямо-таки сердцевина! Жаль, меня там не было. Вместе мы могли бы кое-что устроить, а, товарищ?
Алисон содрогнулась при мысли о Ларио и Джиндже, действующих сообща. Доски пола настороженно заскрипели, когда Ларио затопал к столу, неся варево Дэниелу.
— Это тебе, — сковорода наклонилась, эманация теплого рагу полилась в Дэниелову тарелку и, испустив ужасный, как бы прорвавшийся запах, медленно остановилась. Застыла. — Мург-хара-массаледарх, [29] Блюдо непальской кухни.
— возвестил Ларио, — горох с рубцом. Кушлские сепаратисты в горах Кхандры могли сражаться три дня подряд, отведав такой пищи.
«А может, и из-за нее», — подумал Дэниел, когда зловещие комки показались на поверхности маслянистой взвеси.
— Спасибо, Ларио. Я, право же, не голоден.
Уинсом на мгновение перестала раскрашивать блаженного Катберта.
— Вчера в Па-ке ептилий ко-мили голодных к-окодилов, было так здо-ава. Как будто они ели тех ту-истов!
— Уинсом! — Алисон посмотрела сердито.
— А папочка так — адовался, когда мы смотъ-ели это в телевизо-э.
— Мы смотрели это по телевизору, — поправил Дэниел.
— Мы тоже, — раздраженно сказала Уинсом, — об этом и гово-ю.
— Большинство туристов — все равно фашисты, — рассудил Ларио. — Ты ведь не станешь покупать шикарное авто и проводить месяц на Мысу, если у тебя нет денег, а денег у тебя, если ты не фашист, нет и не будет. Правильно, Дэниел? — Его глаза фанатично блестели.
Читать дальше