— А фиг их знает, — радостно сказал Паша, — да не расстраивайтесь, жуйте.
Днем он принес вареную картошку иссине-черного цвета и уселся рядом на нары.
— Павлуша, — задушевно начал Валька, — я вижу — ты человек нормальный, не то, что… некоторые… — он выставил нижнюю челюсть и оттянул пальцами глаза у висков.
Булкин понимающе хохотнул.
— Наверно, ты в курсе, друг, чего ваш Дёмин к нам прицепился? Неужели за то, что зайцем проехали?
Солдатик покачал головой. На его глуповатом лице происходила свирепая борьба воинского долга, гуманизма и просто желания посплетничать.
— Видишь, какое дело… — наконец не выдержал Паша, — шпионов ищем.
Валька так и присвистнул:
— Шпионов?! А мы-то причем?..
— А при том, что шпионов трое: двое мужчин и баба с ними. И приметы в аккурат сходятся, — один мужик усатый, да рябая женщина лет сорока.
— Что-о? Это я-то рябая? Это мне сорок лет?
Булкин смутился.
— Чего орешь? Почем я знаю, я в твой паспорт не заглядывал.
Валька с хохотом повалился на нары.
— Паулино, выпусти нас сейчас же, чтоб не срамиться.
— Ты, никак, сдурел! — разозлился Булкин. — Сиди и затихни.
— Затихну, затихну, — успокоил его Валька, — но откуда шпионы-то взялись?
— Из Фильяндии, откуда же еще… Позавчера наш лесник Захаров прискакал весь в мыле. Шпионов, говорит, обнаружил. Перешли в районе 7-й заставы и углубились. А тут вы как раз у Лосевки из лесу выползли и тишком в товарняк забрались.
— Да нас разве в Лосевке кто видел?
— А ка-ак же! — расцвел Булкин, — все видели, да спугнуть боялись.
— И заметили даже, что баба рябая?
— Угу… И радировали по всем станциям по ходу, а снимать вас решили в Шелтозере. Сергеевку и Углино проскочили, потому что лес близко, уйти можно.
— Ах ты, елки-моталки! — восхитился Валя, — то- то я удивился, что быстро доехали. Ну вы и молодцы! И что же, вас наградят за поимку или отпуск дадут?
— Да уж не без этого, — важно ответил Паша и вдруг опомнился. — Наградят — не наградят, а службу свою несем. Так что отдыхайте.
Он забрал миски и заторопился уйти, смущенный своей откровенностью.
— Ребята!.. — Леша явно встревожился, — это же бред какой-то. Давайте требовать Дёмина.
Но на наши крики и стуки никто не отозвался. Вечером нас снова караулил молчаливый Абдулаев. Все попытки вступить с ним в дружеский контакт потерпели фиаско. А наутро вновь появился Булкин.
— Пашунчик, — ласково сказал Валя, — какие новости?
— Каки тебе еще новости? — пробурчал Булкин. Он был не в духе.
— Позови Дёмина, поговорить надо.
— Где я тебе его возьму в такую рань? И вообще до завтрева капитан тут не ожидаются.
— Так что же, — нам и сегодня сидеть? — вскинулся Леша?
— Люди по двадцать лет сидят… и ничего, — назидательно сказал юный Булкин, закрывая за собой дверь.
— Мистика какая-то, — Леша хрустнул по очереди всеми десятью пальцами. — Так и впрямь можно сгинуть на двадцать лет.
— Не нагнетай атмосферу, старик, — не те времена.
— Может, объявим голодовку? — предложила я.
— Блестящая мысль! — откликнулся Валя. — Когда Дёмин узнает, что мы отказались от шашлыков, он смертельно испугается.
— Но надо же действовать!..
— Я вот для начала мыслю снарядить Пашу в магазин. Есть охота, да и выпить не грех… — Валька повертел перед нашими носами синей пятирублевкой, — грязно работают, — не изъяли капитал.
Когда Булкин появился со своей разноцветной картошкой, Валино лицо выражало пасхальную кротость.
— Паоло, друг, сгоняй в Сельпо, купи нам курева и каких-нибудь консервов.
Булкин приставил палец к виску и выразительно им покрутил:
— Паря, ты воще того… соображаешь?
— Я-то соображаю, но и ты своей головой подумай… Мы же не шпионы и держат нас ни за что.
— Коли ни за что, так выпустят.
— А пока что мы ноги протянем. Слушай, а что если ты меня одного отпустишь, а их будешь сторожить со страшной силой?..
— Куда еще?
— Да говорю тебе — в магазин. Сигарет купить и какой-нибудь еды человеческой.
— В магазине человеческой еды отродясь не бывало, — убежденно сказал Булкин, — так что нечего и ноги бить.
Однако по его лицу стало ясно, что у Вали появилась надежда.
— Пашунчик, ты же русская душа, ты же золотой парень, выпусти меня на пятнадцать минут, — пять — туда, пять — обратно, пять — там.
Булкин тяжело вздохнул. Весь его вид выражал доброту, сочувствие и сомнение в дозволенности этих чувств.
— Да что ты беспокоишься? Сам же сказал, что Дёмина не будет.
Читать дальше