Людмила Штерн - По месту жительства

Очередь всполошилась и заклокотала.

— Не отпускайте со стороны!

— Наведите порядок!

— Выкиньте его оттудова!..

— Да вы нелюди, что ли? — взорвалась продавщица.

— Может, человек-то инвалид и право имеет, — засомневалась угрюмая дылда.

— Это нация их настырная, всюду на шармачка лезет… — встряла бабка-каракурт, — гоните его!

Из очереди вышел кудлатый парень.

— Проваливай, папаша, понял?

— Да вы нелюди, что-ли? — взорвалась продавщица, — не видите — ноги у человека больные. Давай, дед, сорок восемь копеек!

Старик поднял трясущуюся руку, но парень с силой толкнул его.

— Вы что… — задыхаясь пробормотал старик и пошатнулся.

— Милицию, милицию зовите! — завизжала бабка и с наскока ударила старика в грудь. Тот выронил палку, хотел было поднять, но парень шваркнул палку ногой, и она отлетела в сторону.

Старик растерянно оглянулся. Очередь ощетинилась, выжидая… Старик снова шагнул к продавщице, протягивая мелочь. На него налетели, сбили с головы шапку. Старик упал.

— Звери проклятые, чтоб вы передохли все! — продавщица выскочила из-за прилавка и протиснулась к старику.

Он лежал на боку и хрипел. Вокруг рта пузырилась пена, пальцы судорожно шевелились, царапая ногтями пальто.

— Уби-или! Человека убили! — послышался истеричный вопль.

Очередь смешалась, раздались свистки, сквозь толпу пробивался милиционер. Кто-то бросился в автомат вызывать «Скорую».

Врач и санитары долго хлопотали над стариком, но в сознание он не вернулся и незаметно затих. Когда его укладывали на носилки, на его лице уже застыло выражение величавости и гордыни. Так не вяжущееся с ободранным пальто и испачканной шапкой, которую второпях, не отряхнув, положили ему в ноги. Про палку забыли, и она осталась на тротуаре.

…«Я еду в Палермо всего на две недели. Потом домой. Сразу же буду высылать тебе приглашение. Please, don’t give up. Ты должна верить, что все будет О. К. Я повезу тебя на La Cubola, тебе понравится. Об этой романтической вилле писал Боккачио в новелле о Джованни ди Прочида.

Обнимаю тебя и помню каждый день. Твой Stephen».

… — Нечего и стоять, — один ящик остался, — обреченно сказала дылда.

— А пускай полкило в одни руки отпускают, — заныла задняя старушка, — а то дежуришь с утра без пользы…

— Корюшка — вся! — заорала продавщица, — да что я вам, рожу ее, что ли?

…Весной в Ленинграде стоит легкомысленный, свойственный только нашему городу, запах свежей корюшки. И если апрельским вечером, гуляя по улицам и площадям, вы увидите пустые лотки, обрывки газет, груду сваленных ящиков, поблескивающих от приставшей чешуи, и две-три раздавленных рыбешки на тротуаре, — значит была здесь сегодня очередь за корюшкой.

В стране, где мы родились и выросли, сообщения о стихийных бедствиях появляются чрезвычайно редко. Не пестрят ими первые страницы столичных и провинциальных газет, не кричат о них 13 каналов цветного телевидения. И это понятно. Высшие Силы оберегают одну шестую часть суши от извержений вулканов, землетрясений, наводнений и смерчей.

Поэтому загадочной и странной показалась мне короткая заметка, появившаяся 3 июля 196… года в газете «Вечерний Ленинград»:

«В воскресенье около 11 часов вечера сильный порыв ветра оторвал от причала Адмиралтейской набережной поплавок, переоборудованный в ресторан „Алые паруса“. Волны погнали поплавок вниз до устья Невы, где героическими усилиями работников речной милиции и береговой охраны удалось перехватить и пришвартовать ресторан к грузовой пристани Ленинградского порта. Жертв не было».

Это сообщение привлекло мое внимание потому, что именно в этот вечер мы прогуливались с друзьями по Адмиралтейской набережной, наслаждаясь безветренной, тихой погодой. Облокотившись о шершавый, неостывший от дневного солнца парапет, мы бросали хлебные крошки кружащимся чайкам и слушали доносившийся из «Алых парусов» лихой джаз под управлением Марика Волынского. Ничто не предвещало урагана.

Удивившись, я последовала лучшим традициям всемирно известных детективов, вырезала газетную заметку и отправилась по следам необычайного происшествия…

…В летний воскресный вечер «Алые паруса» были, разумеется, переполнены. Празднуя конец прошедшей и начало грядущей трудовой недели, ленинградцы пили портвейн и водку, закусывали кто шницелем, кто макаронами по-флотски, кокетничали, флиртовали и отплясывали полузападные танцы.