Людмила Штерн - По месту жительства

Дверь «Пожарный выход» скрипнула и сама по себе отворилась. Я оказалась в захламленном дворе среди мокрых ящиков, бочек и досок.

Тяжелая сетка оттягивала руку, с крыши за воротник упали две крупных ледяных капли.

…Когда Валерий открыл мне дверь, лицо его выражало крайнюю степень отвращения:

— Ну, что, познал суть, как литератор? — Не удержалась я.

— Да ну тебя к черту… а какого хоть мяса дали?

— Понятия не имею, разворачивай сам.

Представшая перед глазами мясная панорама была поистине ошеломляющей.

— Боже мой… — прошептал Валерий, опускаясь на пол, — и все это принадлежит тебе? Сколько же это стоит?

— Нисколько. Я протянула ему сложенную десятку.

— По-моему, это эпизод из нашего коммунистического завтра, — потрясенно сказал он.

— С некоторыми деталями из нашего средневекового вчера, — и я поведала ему об очевидных и бесспорных элементах чертовщины.

Валерий небрежно махнул рукой:

— Не выдумывай, у тебя просто паранойя. Наверно они приняли тебя за санэпидстанцию или ОБХСС.

— За ЦРУ они меня приняли! Говорю тебе, дело тут нечисто, а вот что, — не понимаю.

— И не напрягайся. А нам с греками что-нибудь причитается?

Мы по-братски разделили добычу, и я поволокла свою сетку домой.

В тот же день, благодаря Валеркиным усилиям, весть о мясном приключении облетела друзей и знакомых. В дом началось паломничество желающих лично взглянуть на студень, печеночный паштет и заливной язык. Через два дня холодильник был устрашающе пуст.

Я позвонила Валерию:

— Как ты думаешь, идти мне туда снова?

— Не идти, а бежать — убежденно сказал он.

— Жутковато что-то. Обман откроется и погонят меня в шею, как… одного литератора.

— Какой обман? Это же не ЦК Партии и не Совет Министров. Несмотря на некоторые нарушения нашей конституции, советский человек все еще достаточно свободен, чтобы войти в мясную лавку.

— В случае с тобой это было особенно заметно…

Готовясь к новому визиту, я сделала укладку, маникюр и намазалась по программе № 1 «для особо торжественных случаев»… В «Мясопродуктах» была полная смена декораций. Вместо утонченной Ксении Леонардовны за кассой восседала широкоскулая и, вероятно, широкозадая девица. Слюнявя пальцы, она шуршала ассигнациями. Вместо пышного Николая суетился рыжий сильно косящий юноша, обтирая тряпкой консервные банки под названием «Жир свиной внутренний».

Увидев меня, он замер и залился румянцем.

— Извините, ради Бога, не сразу вас заметил, — пролепетал он, — проходите, пожалуйста.

В подсобке я с облегчением увидела старых знакомых. Полулежа на стальном прилавке, как римляне во время трапезы, Марк и Лев играли в нарды. В центре полированной доски блестела бутылка армянского коньяка, и после каждого хода игроки делали из горлышка ощутимый глоток. Дуся, примостившись у плиты, вязала огненно-алый шарф.

— А где же Николай? — как можно непринужденнее спросила я.

Они с недоумением переглянулись:

— Николай? Какой еще Николай?

— Продавец Коля…

— Вы что-то путаете, — ласково сказал рыжий, — никакой Коля тут отродясь не работал.

— А Ксения Леонардовна, кассирша?

— Бог с тобой, голубчик, — изумилась Дуся, — имя-то какое диковинное.

Я с тоской посмотрела на пожарный выход. Рвануть бы туда…

Рыжий продавец будто угадал мои мысли:

— Боюсь, мы отнимаем у вас время… мясо предпочитаете сами выбрать или доверяете нашему вкусу?

— Доверяю… — я чувствовала себя полной идиоткой.

Когда Лев появился с набитой сеткой, я решительнополезла за кошельком:

— Сколько с меня?

— О чем вы говорите? — завопил продавец, — о деньгах не заикайтесь.

Я дотащила мясо до Валеркиной квартиры и расплакалась. Собаки суетливо тыкались мне в подол, Валерий накапывал валерьянку.

— Ну, что ты? Что ты дергаешься? Это же простое мясо, а не баллистическая ракета и не марихуана…

— Почему его мне дают… И где Николай с кассиршей?

— Где, где… под следствием. Проворовались, а коллеги вычеркнули их из списков живых. Не мемориальную же доску с их именами на стену вешать!

— Валера, а может в милицию заявить?

— О чем? Что тебе в мясной лавке мяса дают? Так тебя же в психодром укатают! Нет уж, дорогая, не делай глупостей. Пока такое счастье прет, — принимай это мясо как реальность, данную нам в ощущениях, и дели эти ощущения со мной и греками.

— Сам ешь это мясо! Я в рот его не возьму.

— И напрасно, батенька! Откуда такая щепетильность, неоткуда ей взяться. Не мясо, так что-то другое, не берешь, так даешь… Так что твои нравственные муки не оправданы… и они пройдут.