Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Пемулис – а он Старший товарищ Полтергейста, как бы ментор по свечам и Эсхатону и вообще искренне любит паренька – бросил сумку и в типичном мужском знаке дружбы изобразил шутливую двоечку, как для саечки за испуг. «Че нос, Тоддер?» Как и все, Пемулис наловчился набирать комбинацию шкафчика на ощупь, после месяцев и лет постоянной практики. Одновременно он оглядывал раздевалку. Когда Пемулис спросил Потлера, чем ему помочь, Викинг что-то буркнул себе под нос.

– Все ложь, – всхлипнул Полтергейст из-за ладоней, слегка покачиваясь на скамье. Его шкафчик был открыт, в мальчишеском беспорядке. На нем были только расстегнутая фланелевая рубашонка и ракушка от Johnson & Johnson, а еще у него крошечные белые ножки [275] Преимущество спортивной посредственности – можно сидеть на трибунах и подставлять солнцу ноги и грудь, потому что из соревнования тебя выбивают уже раунду ко второму. Т. о. гротескно бледные ноги – неприглядный знак спортивного статуса, наверное, примерно как беззубость в хоккее. и деликатные, хрупкие на вид пальчики. Сейчас он должен был присутствовать на бесплатном цирке – семинаре Донни Стотт по картам и долинам, знал Пемулис.

– Что, метафизический ангст в тринадцать? – адресует Пемулис вопрос глазам отражения т. н. Викинга в зеркале. Спина у Фрира широкоплечая, обезжиренная и отличается великолепным для теннисиста рельефом широчайшей мышцы, но слегка пестрая от частых применений и обдираний полироли: Фрир в полироли чуть ли не купается, потому что одержим состоянием кожи – она у него нордическая, шелушится, а не загорает. Он все еще в джинсах и лоферах, видит Пемулис. Пемулис все еще ждет характерного скачка настроения от двух предматчевых спансул Тенуата. [276] Созданные специально для очень быстрой реакции с гидролитическими энзимами эстеразами и, т. о., уже через 36 часов не оставляющие и следа. Шкафчик Пемулиса хотя и забит, но содержится в строгом порядке, едва ли не алфавитном, – как рундук просоленного морского волка. В потайных нишах для хранения в особой системе полок с нишами, которую Пемулис установил в возрасте 15 лет, некогда хранились разборные весы, медицинский инструмент и психотропные вещества. Плюс тряпичные мешочки с толченым кайенским перцем, чтобы сбить со следа отдаленный дамоклов меч ищейки, – из времен, когда он еще был зеленым салагой.

Это до открытия непревзойденного пакгауза над фальшпотолком в мужском коридоре общежития Б.

– Просто детская истерика, – Фрир хмыкает, как правило, безрадостно. – Все, что я успел вытянуть до истерики, – старик Полтергейста что-то там ему наобещал, если он что-то там сделает, – его речь была невнятной, потому что он подпирал щеку языком и мазал на случай потенциального прыщика. – И Потлатому кажется, что он свою сторону сделки выполнил, а вот батяня, если я правильно понял, его бортанул.

Плечи Потлергетса так и ходили туда-сюда, пока он заливал ладони слезами.

– Другими словами, надул его папаша, – сказал Пемулис Фриру.

– Я так понял, батяня ни с того ни с сего задумал реструктурировать изначальный договор.

Пемулис расстегнул ремень.

– Очки мастерски втерты, палец ловко обведен, если облечь в красивые термины.

– Что-то там про Дисней-Уорлд, пока не началась сырость.

Пемулис снял неигровые кроссовки, надавив носком одного на пятку другого, глядя в нежный завиток на затылке Потлергетса. Он бы никогда не проявил такой ребяческой наивности, как вслух поинтересоваться у Фрира, не собирается ли он уже одеться, чтобы выйти на корт; он бы никогда не позволил Фриру думать, что тот еще до начала матча занимает мысли Пемулиса.

– Потлер, это из-за инцидента с Эсхатоном? Из-за носа? Потому что я могу раскрыть глаза Полтергейсту-старшему, что, как выясняется, никого младше 17 не обвиняют, так ему и скажи, Тоддер. Там подвезли целые сухопутные баржи говна, но в вашу сторону, ребят, и капли не плеснет, так что успокойся.

– Все ложь, – проныл Потлергетс, не поднимая глаз, из-за ладоней, с плоскими сосками, тощим молодым животом, почти призрачно-белыми ступнями под бронзой икр, мотаясь взад-перед, качая головой, такой ужасно юный и невинно беззащитный, как будто доморальный. Из-за ладоней торчали белые полоски пластырей, с апокалипсиса Дня В.

– Ну, справедливости в жизни мало, это да, – признал Пемулис. Викинг издал себе под нос какой-то звук.

Пемулис вызывает в памяти отца Полтергейста. Застройщик из Миннеаполиса. ТЦ, технопарки, кипящие территории на обочинах ревущих автострад. Под пятьдесят, подтянутый, переухоженный загар, перебор в плане прикида, харизма и напор тамады с мотивационных семинаров. Акула, а не папка, с тонкими усиками и слепящим блеском обувной кожи. Он попробовал разыграть в воображении сцену, как эта отцовская фигура дубасит Кейта Фрира по макушке скалкой и на черепе Фрира вскакивает лысая мультяшная шишка (Пемулис просчитал, что победа или даже три сета с Фриром автоматически значат попадание в заявку на «Вотабургер», вот почему он готов преступить некий как бы личный кодекс чести и закинуться предматчевым Тенуатом, который даже с 36-часовым циклом распада – больше слабоумие, чем отвага, учитывая, что они с Инком избежали анализа мочи только благодаря тому, что Пемулис пригрозил миссис Инканденце, что расскажет Инкстеру про спортивные рандеву Аврил с Джоном Уэйном, а Аврил – такой администратор, который все записывает и потом выдает холодным сполна, и на пару с Ч. («Пополамная Буренка») Тэвисом и без того не великий фанат Пемулиса, особенно после инцидента с электрической ручкой Раск и судом. А дрины вроде все никак не торкнут. Вместо припадка безжелудочной спортивной доблести Пемулис чувствует только легкую неприятную развинченность и какую-то внешнюю сухость в глазах и рту, как будто он стоит лицом к теплому ветру). Собственного Па Пемулис ни разу не видел ни в чем, кроме навечно пожелтевшей под мышками белой футболки Hanes.