Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

Суровый ноябрьский ветер брызжет моросью по широким окнам зала. Кафетерий дома престарелых «Провидент» освещен шахматным порядком больших лампочек на потолке, многие из них тусклые, и свет в них дрожит. Из-за мерцающих лампочек Пэт Монтесян и прочие склонные к световым припадкам аашники никогда не посещают «Белый флаг», предпочитая Группу «Свободный путь» в Бруклайне или собрания для неженок «Лейк-стрит» в Западном Ньютоне по воскресным вечерам, куда Пэт М., как ни странно, едет от самого дома на Южном побережье в Милтоне, чтобы послушать, как народ рассказывает про своих аналитиков и «Саабы». Вкусы в АА непредсказуемые. Зал «Белого флага» освещен так ярко, что Гейтли видит в окнах только блестящую жидкую темноту, фон для бледных отражений присутствующих.

«Чудо» – один из терминов бостонских АА, который, как жалуются Эрдеди и новенькая, вся дрожащая девушка в вуали, стоящая над плечом Гейтли, переварить очень непросто, как, например, в оборотах «Мы Все Маленькие Чудеса», «Не Уходи За Пять Минут До Чуда» и «Оставаться Трезвым 24 Часа – Чудо».

Хотя новенькая девушка – то ли Джоэль В., то ли Джоэль Д., – которая по дороге в «Провидент» рассказывала, что бывала на паре собраний еще до Дна и пришла к выводу, что они совершенно отвратительны, и до сих пор настроена довольно цинично и мнения не поменяла, пока Гейтли следил за новыми жильцами, – говорит, что даже слово «Чудо» предпочтительней постоянной болтовни АА про «Милость Божью», та напоминает ей о каких-то родных местах, где, как она заметила, в культовых сооружениях часто ходили алюминиевые трейлеры или фанерные хижины, и паства на службах возилась с медянками, чтобы почтить что-то там про змей и языки.

Еще Гейтли обратил внимание, что Эрдеди разговаривает по тафтсгарвардски – как будто не двигая нижней челюстью.

– Тут как будто своя собственная страна, – жалуется Эрдеди, закинув ногу на ногу немножко по-пидорски, оглядываясь в лотерейном перерыве, сидя в широкой тени Гейтли. – Когда я впервые выступил, на собрании в Святой Е. в среду, после молитвы ко мне кто-то подошел и сказал: «Хорошо было тебя услышать, я по-настоящему Идентифицировался с чувствами дна, которыми ты поделился, с изоляцией, с двойным „не можешь", давно не чувствовал себя таким зеленым». А потом дал лотерейный билет с его телефонным номером, который я даже не просил, и сказал, что я там, где и должен быть, что, признаться, звучит довольно снисходительно.

Лучше всего Гейтли удается смех – рокочущий и успокаивающий, со смехом с его лица сходит некая загнанная жесткость. Как и у большинства здоровяков, у Гейтли довольно высокий хриплый голос; у него словно сдавлена гортань. «Я сам до сих пор ненавижу эту тему с „тытам, – где-и-должен-быть", – говорит он со смехом. Ему нравится, что Эрдеди смотрит прямо на него, слегка склонив голову набок, показывает, что он весь внимание. Гейтли не знает, что это обязательное выражение для работы белых воротничков, где надо показать, что ты целиком погружен в проблемы клиента, ведь тот платит круглые суммы и ожидает в ответ явную демонстрацию внимания. Гейтли все еще плохо разбирается в людях высшего общества, не считая того, где они обычно прячут ценности.

Бостонские АА, с их акцентом на Группе, явление глубоко социальное. Лотерея все никак не заканчивается. Бомж подшофе с венозным носом, отсутствующими передними зубами и в башмаках, замотанных изолентой, пытается спеть «Volare» в микрофон на пустой кафедре. Его мягко, весело уводит со сцены, приобняв за плечо, Крокодил с бутербродом. В доброте Крокодила есть определенный пафос – в том, как он положил чистую руку во фланели на заляпанные плечи, – и Гейтли его чувствует и очень этому рад, продолжая между тем разговор с Эрдеди:

– Но хотя бы привык уже к «Хорошо тебя услышать». Тут так просто говорят, когда кто-нибудь выступит. Ведь нельзя сказать «Хорошо выступил» или «Молоток», потому что не нам судить, хорошо, плохо или как. Понимаешь, а, Крошка?

Крошка Юэлл, в синем костюме, с лазерным хронометром и в крошечных туфлях, в блеске от которых можно читать, сбивает пепел в ту же грязную алюминиевую пепельницу, что и Нелл Гюнтер со стеклянным глазом, который она для развлечения вставляет наоборот, чтобы зрачок и радужка смотрели внутрь, а жуткий белок и крошечные теххарактеристики производителя с другой стороны – наружу. Они оба делают вид, что изучают стол под светлое дерево, а Юэлл подчеркнуто и несколько враждебно не смотрит и не отвечает на реплику Гейтли и вообще не вступает в разговор, но это его и только его выбор, так что Гейтли не в обиде. Уэйд Макдэйд слушает «Уокмен», что в лотерейный перерыв технически не грех, но вообще не лучшая мысль. Чандлер Фосс чистит зубы нитью и делает вид, что бросает использованную в Дженнифер Белбин. Большинство жильцов Эннет-Хауса социализируются удовлетворительно. Пара черных жильцов Эннет-Хауса социализируется с другими черными 141. Паренек Диль и Дуни Глинн развлекаются тем, что травят анекдоты про гомосексуалистов Моррису Хэнли, который сидит и приглаживает волосы кончиками пальцев, делая вид, что даже не слышит, – его левая рука до сих пор перебинтована. Альфонсо Парьяс-Карбо стоит с тремя ребятами из «Оллстонской Группы», широко улыбаясь и кивая, не понимая ни слова. Брюс Грин спустился в мужской, сперва спросив разрешения у Гейтли, чем его немало посмешил. Гейтли сказал ему ни в чем себе не отказывать. У Грина здоровые руки и отсутствует брюхо, даже после Веществ, и Гейтли подозревает, что тот когда-то играл в футбол. Кейт Гомперт целиком ушла в себя за столом для некурящих у окна, игнорирует свое бледное отражение, строит шалашики из лотерейных билетов и двигает их по столу. Кленетт Хендерсон обнимает другую черную, смеется и несколько раз восклицает «Подруга!» Эмиль Минти сидит, схватившись за голову. Джофф Дэй в черной водолазке и блейзере шныряет между разными группками, делая вид, что участвует в разговорах. Никаких признаков Берта Ф. Смита или Шарлотты Трит. Рэнди Ленц, в своих вполне когнито белых усах и баках, наверняка у таксофона в северо-восточном углу холла «Провидента» внизу: Ленц проводит за телефоном или в попытках занять телефон почти недопустимые количества времени. «И ведь что мне нравится, – говорит Гейтли Эрдеди (Эрдеди правда слушает, хотя на краю его зрения сидит привлекательно вульгарная девушка легкого поведения в короткой белой юбчонке и абсурдных черных чулках в сетку, красиво скрестив ноги, – еще и в черных „Феррагамос" на низкой шпильке с одним ремешком, – и женщина эта с каким-то бугаем, отчего она еще привлекательнее; а еще вполне привлекательны и притягивают внимание груди и скрипичные ключи бедер девушки в вуали рядом, хоть она и в длинном мешковатом синем свитере в тон вышитой кайме на вуали), – что мне реально нравится: «„Хорошо тебя услышать" в итоге имеет, типа, сразу два смысла». Гейтли также обращается и к Джоэль, с которой, как ни странно, всегда сразу ясно, что она смотрит на тебя, несмотря на вуаль. Сегодня в зале «Белого флага» еще где-то с полудюжину людей в вуалях; солидная доля народа из 11-шаговой Унии радикально обезображенных и травмированных также состоит в 12-шаговых содружествах по причинам, не связанным с ужасной обезображенностью. Большинство аашников с вуалью в помещении – женщины, хотя есть и один мужчина из УРОТа, активный белофлаговец, Томми то ли С., то ли Ф., который когда-то давным-давно заснул на акриловом диване с бутылкой «Реми» и закуренным «Типарилло», – теперь он носит вуали УРОТ и целый набор шелковых водолазок, различных шляп и солидных водительских перчаток из овчины. Гейтли уже пару раз вкратце объясняли философию УРОТа-и-вуалей, но он так и не понял, и ему они кажутся знаком стыда и желания скрыться до сих пор. Пэт Монтесян говорила, что в Эннет-Хаусе побывали несколько уротистов – до Года Молочных Продуктов из Сердца Америки, когда приплелся на постой новенький жилец Гейтли, – эта вот Джоэль ван Дайн, – о которой у Гейтли до сих пор вообще нет мнения как о человеке или насколько серьезно она решила отложить Вещества и Прийти, чтобы реально начать трезвый образный жизни, – эта Джоэль – первый жилец с вуалью под началом Гейтли как сотрудника. Эта самая Джоэль даже не мариновалась два месяца в листе ожидания на прием, очутилась в доме враз по какой-то частной договоренности с кем-то из Совета директоров Хауса – обеспеченных энфилдцев, которым нравится благотворительность и директорство. И собеседования на прием с Пэт у нее не было; девушка просто взяла и пришла два дня назад после ужина. Она провела пять дней в Женской Бригэмской после какого-то очень несчастного случая с передозировкой, в котором поучаствовали, как говорят, и дефибрилляторы, и священники. Багажа у нее хватало на двоих, включая такую как бы китайскую переносную штуковину для переодеваний с облачками и лупоглазыми драконами, которая даже складывалась и которую пришлось волочь наверх вместе Грину и Парьясу-Карбо. В ее случае пока даже не заикались о работе Кротости, и Пэт проводит сеансы с девушкой лично. У Пэт какая-то своя договоренность с девушкой; Гейтли уже насмотрелся на личные договоренности между некоторыми сотрудниками и жильцами, пришел к выводу, что это, пожалуй, какой-то такой дефект Эннет-Хауса. Девушка из Группы «Молодежь Бруклайна» в юбке чирлидерши и пошлых чулках в двух рядах от них игнорирует все пепельницы и тушит экстрадлинную сигарету о стол, и заливисто ржет над чем-то, что сказал рябой мужик в длинном пальто из верблюжьей шерсти, которое он не снял в помещении, и кожаных балетках на босу ногу, Гейтли его прежде на собраниях не видел. И когда она давит сигарету, он кладет свою руку на ее. Раньше такие вещи, как тушить сигарету о пластмассовый стол под дерево, на котором Гейтли уже видит черную проплавленную лунку, такие вещи, как вонь, никогда его не цепляли, пока Гейтли не согласился с подачи Грозного Фрэнсиса Г. на работу по прилизыванию-зала-и-протирке-столов, и теперь у него в отношении мебели «Провидента» какие-то собственнические чувства. Но он же все равно не может пойти и разбирать чужие качества, и говорить, как им себя вести. Он только развлекает себя мыслью о том, как девушка летит вверх тормашками в стеклянную стену.