Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка

– Снег идет на гребаной карте, а не на самой территории, дебил! – орет Пемулис Пенну, у которого уже дрожит нижняя губа. У Пемулиса лицо человека, которому однажды понадобятся лекарства от давления, – его конституции Тенуат вообше не идет на пользу. Трельч выпрямился и очень тихо и быстро тараторит в микрофон. Хэл, который в свое время ни разу не носил шапочку и обычно отыгрывал какую-нибудь маргинальную страну в глубине ядерных трущоб, обнаруживает, что пенновская путаница карты и территории его больше заинтриговала, чем расстроила, а то и позабавила.

Пемулис оборачивается к павильону и всем своим видом как бы говорит Хэлу: «Хоспади!»

– Только считается ли территория реальным миром, вот вопрос! – окликает Аксфорд Пемулиса, который мечется так, будто завидел за забором добычу. Аксфорд прекрасно знает, что в таком состоянии Пемулису вполне можно трахать мозг: он всегда потом отходит и во всем раскаивается.

Сбит пытается крикнуть Пемулису «Облом», но не может попасть ртом в мегафон из сложенных рук.

– Реальный мир – то, что обозначает в игре карта! – поднимает голову от «Юситю» и кричит Аксанутому Господ, стараясь угодить Пемулису.

– А как по мне, снег тут у нас вполне реальный, ЭмПэ, – отвечает Аксфорд. Лоб у него все еще багровый от кашля. Трельч пытается описать разницу между символической картой усеянных экипировкой кортов и глобальным стратегическим театром военных действий, который она обозначает, используя только клише спортивных комментаторов. Хэл переводит взгляд с Аксанутого на Пемулиса, потом на Господа.

Сбит наконец со стуком вываливается из кресла, но его ноги запутались в ножках. Снег идет все сильнее, и темные звезды таяния множатся и покрывают все корты. Отис Господ пытается одновременно печатать и вытирать нос рукавом. Дж. Гопник и К. Маккенна бегают по своим квадрантам, высунув языки.

– Снег реального мира не считается, если он падает на сраную карту!

Из совещающегося кружка глав АМНАТа и СОВВАРа вокруг компьютерной тележки Господа высовывается коротко стриженная голова Энн Киттенплан.

– Твою мать, отвали ты от нас! – вопит она Пемулису. Трельч выдыхает в микрофон «Ого». О. Господ возится с защитным зонтиком тележки, на поднимающемся ветру вращается маленький белый пропеллер на шапочке. Волосы игроков запорашивает снежком.

– Снег идет в реальном мире, только если он уже учитывается в сценарии! – Пемулис по-прежнему обращается только к Пенну, который все это время не говорил ни слова и теперь как бы небрежно пинает футболку Карачи в Арабское море, очевидно, надеясь, что в метатеоретических спорах забудется изначальная детонация. Пемулис бушует у западного ограждения Восточных кортов. Комбинация нескольких спансул Тенуата и эсхатонового адреналина пробудила в нем синеворотничкового ирландца. Он мускулистый, но физически фундаментально узкий парень: голова, руки, острый хрящ на кончике носа, – Хэлу кажется, что все в нем заостряется и сходится в одну точку, как на плохом Эль Греко. Хэл наклоняется сплюнуть и смотрит, как Пемулис мечется зверем в клетке, пока Господ лихорадочно трудится над матрицей решений мирных переговоров EndStat. Хэл задумывается, и не в первый раз, может, он в глубине души тайный сноб, когда дело касается цвета воротничков и Пемулиса, а затем над тем, уменьшает ли ту вероятность, что он действительно сноб, факт того, что он способен над этим задумываться. Хотя Хэл сделал не больше четырех-пяти затяжечек дюбуа на людях, это уже яркий пример так называемого марихуанового мышления. Все видно по тому, как Хэл наклонился, чтобы сплюнуть, но так запутался в парализующей мысленной спирали, что до сих пор не плюнул, хотя и находится в позиции для бомбежки ровно над стаканом НАСА. Еще он замечает, что загвоздка с реальным/ нереальным снегом в Эсхатоне крайне абстрактная, но почему-то куда интереснее, чем сам Эсхатон, пока что.

Между тем боец ИРЛИВСИРа Эван Ингерсолл, 1,3 м роста, согретый детским жирком и энергозатратными упражнениями для ума, сидел на корточках, как бейсбольный кэтчер, к западу от Дамаска, рассеяно крутил в руках пусковую установку «Россиньоль», наблюдая за односторонним спором между Пемулисом и соседом Ингерсолла по комнате Джей Джей Пенном, который теперь угрожает все бросить и пойти пить какао, если они хоть раз не поиграют в Эсхатон без старших над душой. Мысленные шестеренки Ингерсолла вертятся с тонким жужжаньем. По длительности саммита в Сьерра-Леоне и задумчивым пустым выражениям лиц участников довольно очевидно, что СОВВАР и АМНАТ договорятся: СОВВАР согласится не УГРАНить АМНАТ в обмен на то, что АМНАТ даст СОВВАРу поУГРАНить ингерсолловский ИРЛИВСИР, ведь если СОВВАР будет УГРАНить ИРЛИВСИР, у которого в старом ведре осталась всего пара боеголовок (Ингерсолл знает, что они знают), то СОВВАР набьет кучу ПРИСРАВИСа, не рискнув ПОСРАВИСом, при этом причинив ИРЛИВСИРу столько ПОСРАВИСа, что тот больше не будет угрозой для лидирующего положения АМНАТа по очкам и для них на данный момент в старой матрице теории игр это выгодней всего. Конкретные соотношения выгод для Ингерсолла – что филькина грамота, он еще дроби никак не выучит, но все же четко понимает, что это самый безжалостно логичный сценарий, благоприятный и для Ламонта Чу, и особенно для Сони – Питерсона, который и так без всяких причин и смысла несколько месяцев лютой ненавистью ненавидит Ингерсолла, Ингерсолл нутром чует.