Виктор Ерофеев: Мужчины

В местном литературном музейчике гид с неудовольствием рассказала о том, что Толстой хотел общаться с Богом напрямую, без Церкви, отчего оказался отсохшей ветвью православия, что следовало из картинки, изображавшей отношения знаменитых гостей монастыря со старцами, упрекнувшими Толстого в гордыне.

Когда нынешних начальников Оптиной Пустыни спросили, почему на территории монастыря нет памятника польским жертвам концлагеря, они сказали, что это «светское дело» и они не хотят в него вникать. Кроме того, добавили начальники, это были люди чужой веры.

И все же я надеялся на чудо: на детскую болезнь чрезмерной строгости у калужского церковного начальства, недавних страдальцев за веру (отчего они вызывали симпатию у всех нормальных людей). Однако, зайдя в иконную лавку Оптиной Пустыни, я наткнулся на новейшее коллективное сочинение с призванной быть устрашающей черно-красной обложкой и не менее ярким названием «Дороги, ведущие в ад».

Из «Дорог…» я не только узнал о том, что компьютерные игры — «монстры для маленьких» (автором оказался один из бывших участников самиздатовского альманаха «Метрополь»). Ругали рок, семейство Рерихов, Даниила Андреева, телевизор, Нирвану, карты, все подряд.

Что касается секса, то, строго по тексту «Дорог…», «православие совершенно однозначно считает: половая жизнь мужчины и женщины возможна только в браке, имеющем своей целью продолжение рода. Если брак существует лишь для услаждения похоти, он является греховным… Гомосексуализм и другие виды половых извращений (зоофилия, садизм, трансвестизм и прочие) — суть тяжелые грехи…»

— Нельзя ли потише музыку? — попросил я официантку ближайшего от монастыря ресторана, где я ел на редкость вкусные зеленые щи с телятиной, и с интересом прочел резюме: «За грехи блуда, постыдные половые извращения, то есть за грехи против тела, неминуемо последует расплата — гнев Божий и смерть».

На протяжении истории православие свирепо билось с сексом, запрещая все, кроме «миссионерской позы» («Глазка вместе, а жопка нарозно», — комментировал народ), при занавешенных иконах и обязательном снятии нательного креста во имя исключительно деторождения.

Хотя, если деторождение, зачем снимать крест?

Любая попытка эксперимента, включая совокупление более одного раза за ночь, наказывалась постом до 10 лет (вот истоки нашего сталинизма). За мастурбацию — 60 дней поста, 140 ежедневных земных поклонов. В средневековой Руси при вычете религиозных праздников, менструаций, постных сред и пятниц (а также, в самые суровые времена, суббот и воскресений), на удоволства отводилось не более 6 дней в месяц. Не эти ли все ограничения привели народ к мысли о том, что «много в пизде сладкого — всего не вылежешь»?

Христианство изнурило себя многовековой безуспешной войной с сексом. Бесполая религия исчерпалась. Православие — лишь одна из дверей в вечность, а не единые кованные ворота для всего человечества. Узурпация монополии на истину в последней инстанции не выглядит богобоязненным делом. Смиритесь, праведники! Разыскивается новый Иоанн Креститель.

Наверное, Бэкон был самым крутым художником XX века. От него все шарахались, как от чумы. Первым шарахнулся бывший офицер британской армии, который, выйдя в отставку, занялся в Ирландии коневодством: когда Бэкону, родившемуся в Дублине в 1909 году, шел шестнадцатый год, отец догадался о его склонности к гомосексуализму и поднял скандал Бэкон сбежал от семьи и отцовских коней сначала в Лондон, дальше — в Берлин, который в 20-е годы славился тем, что у него была дыра в том самом месте, где у других городов находится душа.

Нагулявшись вволю в Берлине, Бэкон рванул в Париж, пошел на выставку Пикассо (вдохновившего, видимо, всех художников XX века), где тут же решил, что он тоже будет художником.

В 1933 году Бэкон написал на холсте такое кощунственное «Распятие», что от него шарахнулась Церковь. Но он не раскаялся и добил ее тем, что написал целую серию портретов дико орущего Папы Римского, не то подражая Веласкесу, не то глумясь над испанским классиком.

Он писал свои картины на шершавой изнанке холста, которая казалась ему пригодной для изображения шершавой изнанки мира. Заработав денег, Бэкон обычно ехал в Монте-Карло, где балдел от рулетки. В зависимости от везения он спал в Монте-Карло то в самых шикарных гостиницах, то на пляже, укрывшись плащом. Домой возвращался нищим.