Ван Мэн - Средний возраст

От дверей Хоу до комнаты Эрчжуана было не больше тридцати шагов. Но каждый шаг давался Хоу Юну с таким трудом, возникало столько трудных, противоречивых мыслей…

Не успел он постучать, как в комнате вспыхнул свет. В следующую секунду распахнулась дверь. Эрчжуан не был похож на человека, поднятого с постели. Его сверкающие глаза были устремлены на Хоу Юна.

— Нашу Ин надо отправить в больницу. Я хочу позвонить в таксопарк, вызвать машину.

— Зачем нужна машина? Мало того, что дорого, еще неизвестно, когда пришлют…

— А как же…

— Я отвезу ее на велоколяске. Склад нашей ремонтной конторы находится здесь же, в переулке. Там обязательно кто-то дежурит. Минут через десять я буду ждать с коляской у входа. Приготовьте одеяла!

Хоу Юн кивнул и пошел обратно. Его сердце еще было покрыто твердой оболочкой, но внутри оно уже стало мягким, как яичный белок или желток. А из белка и желтка яйца — если только оно свежее! — может возникнуть новая жизнь.

Десять часов сорок семь минут. В одном из городских почтовых отделений раздался телефонный звонок, он звенел нетерпеливо и резко. Дежуривший по отделению Хоу Циньфэн подбежал и взял трубку. Звонил Хоу Жуй; он сообщил отцу, что у сестры не обычное заболевание, что ее придется везти в больницу у ворот Аньдин. Журнал «Туризм», который читал старый Хоу, выпал у него из рук. Внутри как будто что-то оборвалось. Но покинуть рабочее место он не мог: кроме него, в отделении никого не было. Что мог он сказать?.. Дрожащим голосом произнес наконец:

— Утром придут сотрудники, я сразу прибегу домой… Нет, сначала в больницу…

Положив трубку, он погрузился в раздумье. Он наступил ногой на журнал, но не заметил этого. Потом прилег на диван, достал платок, вытер глаза. Но это не помогло, все равно старик не сдержал слез. Старик, плачущий в ночи на исходе лета, — кто утешит его, кто поможет ему обрести счастье?

Десять часов пятьдесят восемь минут. Трехколесный велосипед со сколоченной из тонких досок тележкой на полной скорости проскочил перекресток Дундань. Цянь Эрчжуан изо всех сил нажимал на педали, его широкие, словно налитые плечи ритмично подымались и опускались. На тележке, укутанная одеялом, лежала Хоу Ин; голова ее покоилась на подушке. Широко раскрытыми глазами она смотрела на звезды в небе, которые как будто исполняли какой-то танец, и на мелькавшие провода троллейбусных линий. Рядом с ней сидела мать; она засунула одну руку под одеяло и сжимала ею руку дочери. Рука девушки была мягкой и теплой. Мать с сомнением вглядывалась в глаза дочери, такие чистые и ясные. Да полно, больна ли она на самом деле? Мать вздыхала, страдала, тревожилась, но гнала прочь мысли о завтрашнем дне.

За трехколесной повозкой неотступно следовали на велосипедах Хоу Жуй и Хоу Юн. Оба молча смотрели вперед.

Когда процессия миновала Дундань, Хоу Жуй подумал об оставшихся дома жене и дочери. Как странно, сегодня Шуфэнь и Линьлан впервые остались хозяйками всего дома. Теперь на каждую из них приходилось по семь с половиной метров жилплощади… Многие ли из жителей этого огромного города могут похвастать тем, что у них есть по семь с половиной метров? Насколько больше тех семей, где на человека приходится по три и даже два метра! Наверное, слишком тесное или слишком просторное жилище деформирует психику. А сколько квадратных метров действительно необходимо человеку?..

Но ведь люди не могут все время оставаться в своих комнатах, им приходится выходить на улицу. Значит, улица — это общая жилплощадь обитателей города. Проспекты Вечного спокойствия, Восточный и Западный, символизировали взлет нашей страны в первые годы после Освобождения. Они как бы говорили: посмотрите, какие мы широкие, как устремлены вдаль, — и вы ощутите перспективы нашего государства… Но прошло тридцать лет, а улицы к югу и северу от этих проспектов остались почти без изменений. В особенности та улица, что идет от Дунданя на север. Тридцать лет назад на ней не было почти никакого транспорта. А сейчас количество одних только велосипедов приходится изображать числом со многими нулями. Люди заполняют узкие тротуары, толкаются, налетают друг на друга, сердятся, ругаются… Когда же ты появишься, вертикальная развязка? Всего в двух остановках отсюда, у ворот Цзяньго, развязку сооружали лет шесть, и до сего дня она не полностью вошла в строй! Пекин, мой любимый город, почему ты с таким трудом меняешь свой облик, избавляешься от устарелого и отжившего? Ведь, если ты не переменишься, не останется никакой надежды, что люди, живущие в твоих древних кровеносных сосудах — в тысячах твоих переулков, не превратятся в озабоченных сиюминутной выгодой эгоистов, не видящих дальше своего носа.