Ван Мэн - Современная китайская проза

— О, конечно, — комиссар не терял спокойствия, — Ма был «реставратором». Но он был им до революции. А Гэ — «реставратор» нынешний, семидесятых годов. Да еще причастен к «правому поветрию». Ведь ты же знаешь, что его дело рассматривалось в бюро…

— Покажи мне хоть один документ! Покажи!

— Гэ Лин является контрреволюционером в соответствии с нашей новой конституцией.

— Какой новой конституцией? У нас была и есть только одна… — Лу сверху вниз смотрел на низенького Чжана.

— Есть и новая. — Комиссар неожиданно покраснел. — Ты действительно хочешь посмотреть?

— Да! Да!

Чжан вытянул из кармана книжечку и высоко ее поднял. Это была брошюра Чжан Чунцяо «О всесторонней диктатуре в отношении буржуазии». Он с треском швырнул книжечку на стол:

— Вот новая конституция нового периода социализма! Вот новый закон, по которому и судить и оправдывать!

— Кто принимал этот новый закон? — спросил Лу, беря брошюру.

— Мы — цзаофани! — Голос Чжана задребезжал на самых высоких нотах, затем упал почти до шепота. — Лу, сегодня мы говорим начистоту. Ты не можешь не знать, что все начальники лагерей давно сменены. Кроме тебя! А ты знаешь причину? Да потому, что ты не измазался в период демократической революции. Ты был простым рабочим. И в Корее не командовал. Мы, цзаофани, смотрели на тебя с надеждой, ждали, когда ты сам придешь к нам. Но всему есть предел. Учти, будешь поддерживать этого «каппутиста» — сломаешь шею. В твоем лагере еще слишком много пустых камер. И еще. Будь он наш человек, разве мы просто так напали бы на него?

Комиссар расхаживал по комнате. Голос его то повышался, то понижался, руки летали, лицо то кривилось улыбкой, то принимало каменное выражение. Глаза же неотрывно следили за противником. Он не на шутку боялся, что «старшина Лу» может в ярости броситься на него. Но вопреки ожиданиям, выслушав весь монолог, Лу громко вздохнул и направился к двери.

Чжан расслабился. Не зря считал он себя мастером красноречия. Но вдруг Лу шагнул к доске с ключами, взял ключ от карцера, взглянул на комиссара и вышел.

Когда Чжан опомнился и выбежал за ним, Лу уже сидел на лошади. Не долго думая, комиссар схватил ее под уздцы.

— Зачем тебе ключ?

Лу молчал и глядел в сторону, словно сдерживался и не хотел говорить.

— Лу Вэй! Почему ты взял ключ?

— Почему? Ты знаешь почему, — ответил Лу, его большие руки вдруг задрожали. — Я не оратор. Но у меня есть пара вот этих рабочих рук и сердце коммуниста. И, можешь поверить, я всегда буду бороться против несправедливости… Вот зачем мне ключ.

— Но у тебя нет права! Ты должен следить за производственной работой, а ключи — в ведении конторы!

— А кому же подчиняется контора? Тебе одному? Или нашей партийной организации? Она отвечает перед тридцатью миллионами коммунистов и девятьюстами миллионами граждан страны. — Лу вдруг высоко поднял ключ. — Это всего лишь ключ. Но важно, в чьих он руках. От этого зависит, будет ли наказан виновный или попадет в беду невинный. И здесь я не уступлю тебе ни сантиметра.

Чжан все еще держался за уздцы, когда Лу пришпорил лошадь. Только то, что он успел разжать руки, спасло Чжана, он даже устоял на ногах. Лу поскакал к двухэтажному домику парткома.

Лу не был так прост, как могло показаться. Он беспокоился о Гао Сине, пока не увидел на стене ключ. Он знал, что люди типа Чжана придают огромное значение ключам и прочим атрибутам. Стоит забрать ключ, и такой человек чувствует себя беспомощным. Но Лу понимал также, что Чжан просто так не сдастся. Непосредственно в провинции его поддерживал Цинь, а дальше нитка вела прямо в штаб цзаофаней. Не так давно назначенный начальник провинциального бюро Лю был вдруг сослан в «школу». Потом Гэ Лин. И теперь Цинь — хозяин. Что ему какой-то Лу Вэй. Но Лу чувствовал, что не может поступить иначе, что должен бороться, несмотря ни на что. К тому же он всегда был уверен, что партия и народ будут на стороне справедливости.

В парткоме Лу коротко рассказал обо всем, признался, что ударил двух заключенных, и попросил разбора всего дела. Вечером того же дня было созвано заседание парткома. Комитет рассмотрел вопрос о том, кто должен был быть наказан — Гао Синь или Ма и Ю. Несмотря на откровенные угрозы Чжана, голоса разделились так: десять человек признали виновными старосту и Ю Далуна, двое воздержались и пятеро поддержали комиссара.

После заседания, словно не чувствуя усталости, Лу пошел к карцеру. Метель утихла. Снег сверкал под луной. Но на сердце Лу Вэя было неспокойно. Глядя на луну, он гадал, налетит ли снова метель. Ему даже хотелось, чтобы эта новая вьюга была сильнее, чтобы весь мир занесло снегом. Вдруг он подумал, что Гао скоро встретится со своей девушкой. Вот это пара! — вздохнул он про себя с улыбкой. — Спортивная будет семья… А эта сволочь Цинь дал ему пожизненное. Стоит власти попасть в такие руки…