Ван Мэн - Современная китайская проза

— Плесни-ка еще подливки! В столовой у вас все такая же бурда?

— Скоро перевыборы в комитет комсомола, меня, говорят, введут, как я ни отказывалась… Не потяну, да разве прислушаются? Ма, где мои туфли с ремешками?

— Поедешь в общежитие? Вечером? Похоже, дождь собирается, останься лучше, утром, до полседьмого, 332-й еще не набит…

— Что за шутки? Какой дождь? Вечерняя сводка обещала погоду. А и пойдет — не беда…

— Веришь сводкам? Ну, догматик, «фаньшист» [50] «Фань-ши» ( букв. : «все, что…») — сегодняшний политический термин в КНР, направленный против леваков-догматиков, признающих только «все то, что» говорил Мао Цзэдун, и отвергающих «все, что» он не упоминал. …

Застолье начиналось, как всегда, в полной гармонии, однако постепенно дочь стала проявлять признаки нервозности, упрямо твердила, что дождя не будет, не ответила на вопрос, скоро ли начнется университетская спартакиада, изменилось ли что-нибудь в столовой, более того — свое любимое юмэньсунь, которое всегда ела да нахваливала, сейчас безразлично защипнула палочками пару раз и отставила.

— Все-то у вас догматики, а сами чуть что — сразу за Фейербаха хватаетесь… — с этими словами Фанфан, не дожидаясь окончания ужина, поднялась из-за стола, вымыла руки, сменила обувь и, бросив «я поехала», вышла.

— Ах, дети, дети! Помнишь, она еще была крохой, я попросила тебя дать ей лимонада, а ты схватил молочный рожок с уксусом и меня же потом и обвинил, будто я налила уксус в бутылку из-под лимонада, хорошо, Фанфан не стала пить, заплакала… Оглянуться не успели — она уже студентка!

— И не говори. Но до чего же они загружены, эти школьники, с первого класса над головой уроки висят, экзамены… А прокрутятся в школе да институте лет пятнадцать, получат распределение — и никому не нужны! Помнишь, какой ажиотаж был в ноябре семьдесят седьмого, когда после «культурной революции» возобновили прием в вузы, с каким усердием все вкалывали… И что же? Разбросали по должностям, а ребята там, как я узнал, целыми днями филонят… — с сердцем высказался доцент.

Постучали в дверь — соседская девочка, толстушка Ван Сяоюй. Они с Фанфан учились в одной группе и обычно после выходных вместе возвращались из дома в университетское общежитие.

— А Фанфан где? Ушла? Хм-м, — протянула она удивленно, а потом голос вдруг резко упал.

Родители всполошились:

— Она не зашла за тобой?

Хмыканье заставило Ваньчжэнь насторожиться, и, ожидая ответа, она буквально сверлила девушку глазами, словно подгоняя: «Ну-ка, отвечай! Я знаю, что ты знаешь…»

— Тетя Ваньчжэнь, я… — Толстушка зажмурила маленькие глазки, не в силах вынести этот допрос, тем более что рядом с суровым лицом страдальца стоял Ли Цзинсинь. Сглотнув комок в горле, Сяоюй попыталась объяснить: — У Фанфан, кажется, появился приятель, водит сто седьмой троллейбус, про него и в газете писали, мы часто ездили в его машине, и вот как раз… Маршрут начинается от Белокаменного моста… Его семья… Вчера у Белокаменного… Он вроде бы сказал, сегодня в Бамбуковом парке [51] Парк в западной части Пекина, где к XIII в. был буддийский храм и заросший бамбуком дворик. … А может, и не там… Ой, не говорите, что я проболталась…

Что такое? Оба лишились дара речи, поражены, словно ударом, даже еще до конца не осознав услышанное, они смотрели друг на друга, и им казалось, что морщин на лице и седины в волосах стало вдруг больше. «А мы-то с тобой про молочный рожок…» — можно было прочитать в их огорченных, разочарованных, трогательных немых усмешках. И, видя эту ошарашенность друг друга, они прыснули. Глаза мужа устремились в угол комнаты, и Ваньчжэнь тоже взглянула на трехногий чайный столик. На трех точках опоры покоилась их жизнь, а три точки — это вам и окружность, и плоскость, и стабильный кронштейн. Неужели одна из ножек зашаталась, потихоньку отходит от них? Или следует ожидать сверхкомплектной четвертой ножки? Что же принесет появление четвертого? Кто он? Какие у него права на Фанфан? В уголке глаза Ваньчжэнь навернулась слезинка, но она не позволила ей пролиться, удержав, сдавив, поглотив напрягшимся веком. Ли Цзинсинь лишь потер руки, вскочил и принялся убирать со стола. Показывая, что сегодня протереть стол, подмести пол, помыть посуду положено именно ему.

Ваньчжэнь вздрогнула, засуетилась и около самой мойки на кухне поскользнулась — видимо, Ли Цзинсинь мыл посуду слишком усердно. Руки разжались, расписная миска прекрасной таншаньской керамики грохнулась на пол, Ли Цзинсинь кинулся поднимать жену и до крови порезался о черепок.